– Ты кого там заметил, среди наших избавителей?
– Как раз не увидел тех, кого хотелось бы, – сказал я. – Бахметьев уверял, будто нападение на меня в доме, где живет Катя, тоже дело его рук... Ну, чтобы побудить меня принять его предложение, понимаешь? Турецкий выразил в этом сомнение. Теперь я тоже засомневался. Те же рожи, что разыгрывали нападение на Вадима возле генпрокуратуры. Ни одной новой. У меня память на лица тренированная.
– Не сомневаюсь. Но почему бы тебе не спросить об этом напрямую самого Баха – будем тоже звать его так, надеюсь, великий композитор в гробу не перевернется.
– Как это? – не понял я. – Он же говорил об этом вполне определенно. Неужели, ты думаешь, откажется от своих слов?
– Конечно, не откажется, – усмехнулась она моему простодушию, – просто из того, что ты о нем рассказывал, следует, будто он не прочь прихвастнуть и приукрасить, лишь бы произвести впечатление на ваши неискушенные души.
Я проглотил ее насмешку, сочтя ее вполне заслуженной. Тем более то же самое имел в виду и Турецкий, только выразился более деликатно.
– То есть ты советуешь попросить его, чтобы он показал мне тех, кто на меня напал в доме Кати?
– Конечно! – сказала она с некоторым облегчением, подавая мне бутерброд, намазанный маслом. – В целях укрепления взаимного доверия и во имя вашего дальнейшего взаимовыгодного сотрудничества...
Теперь она прыснула, глядя на мою постную физиономию.
– Хорош диалог для парочки влюбленных после первой ночи, – сощурилась она. – Не так ли?
Я вспомнил недавно виденный американский фильм, где была показана любовь секретных агентов. Они добирались до постели, сбрасывая на ходу снаряжение, которым были обвешаны с головы до ног, и в основном под одеждой. Но под одеялом выяснялось, что кое-что они все-таки забыли снять. Очень смешно. Вот так и сейчас. Не можем избавиться от того, чем забиты наши мозги. Это куда труднее, чем сбросить потаенный микрофон, однозарядный пистолет или ампулу с ядом.
– Все нормально, – заявил я. – Ты права. Беру тебя в советники.
– Теперь, Юра, самое главное, – серьезно сказала она. – Как это мы преподнесем нашим близким? Как скажем, что объясним? Или каждый – на свой страх и риск?
– Боюсь, что нанесем им незаслуженную обиду, – ответил я. – Травмируем их души.
– На самом деле сейчас ты больше всего думаешь о себе, – упрекнула меня Наташа. – О своем душевном равновесии, которое может нарушиться в результате такого объяснения.
Она опять была права.
– Но так будет правильнее, – не отвечая на ее упрек, сказал я. – Тем более, насколько я понял, вступать в контакт с Катей ты не собираешься...
– Точно так же не советую тебе вступать в контакт с Геной, – насмешливо произнесла она. – Особенно в силовой.
– Намек понял, – кивнул я. – На том и договорились. А сейчас мне лучше отбыть восвояси. Наверное, все уже сбились с ног в поисках моего бренного тела и заблудшей души.
И как в воду глядел. Уже ближе к ночи, когда я добрался наконец домой, раздался звонок от Вадима – я в тот момент надевал в прихожей шлепанцы.
– Старик, ты где пропадаешь? – заорал он. – Тебя все обыскались. Катя плачет, уже не знает, где тебя искать.
– А что случилось? – спросил я.
– В конце концов, ты адвокат или все еще оперативник? – разъярился Вадим. – Обзаведись сотовым телефоном, в конце концов! Мы работаем с тобой в паре, я должен иметь возможность связаться с тобой в любую минуту!
Я молчал, тоскливо думая, что сегодня именно такой день, когда все вокруг меня правы. Только не я. А правее всех Катя, которая наверняка тоже скоро позвонит...
– Что случилось? – повторил я.
– Пропала потерпевшая, эта девочка, Оля Реброва, если еще не забыл. Вместе со своим телохранителем. Не вернулась из школы.
Одно к одному. Только этого не хватало.
– А при чем здесь мы как адвокаты? – устало спросил я, сев на табуретку, стоявшую в прихожей. – У нас другая клиентура, не забыл?
– Это ты, по-моему, все забыл, – холодно сказал он. – Ее показания в пользу Игоря Бахметьева для нас важнее всего. Милиция будет искать, чтобы отписаться, мы же, как заинтересованные лица, должны искать, чтобы выиграть дело.
– Ты хочешь, чтобы именно я ее нашел? – спросил я.
– Старик, я не спрашиваю, где ты был и чем занимался, хотя и догадываюсь. Но сегодня ты точно не в форме. Неадекватный какой-то. Отложим наши выяснения на завтра. Ладно?
– Подожди... – попросил я. – Извини, действительно что-то не то говорю. Наверное, сейчас позвонит Катя. А я не знаю, что ей сказать, понимаешь? Ну, сам бывал в таких ситуациях, понимаешь, да?
– Ну-ну, – вздохнул он, – продолжай.
– Быть может, ты ей позвонишь? Скажи – все в порядке. Что завтра я сам ей все расскажу. Тем более что это не телефонный разговор... До сих пор не знаю, подслушивают нас или нет. Я просто не в силах сегодня что-то обсуждать.
– Поэтому пусть она сегодня не звонит?
– Да, – сказал я. – И, пожалуйста, все остальные переговоры – тоже завтра.
Но только положил трубку, как снова раздался звонок. Я почти был уверен – это Катя. По продолжительности звонков было понятно и другое. Она только что набирала мой номер – было занято, но я дома, и, значит, чем дольше буду не отвечать, тем подозрительнее это будет выглядеть.
– Гордеев, – сказала Катя охрипшим голосом. – Ты где был?
– Во-первых, здравствуй!
– Привет, – ответила она. – Так ты мне все-таки объясни... Я целые сутки звоню, как последняя дура, ты не отвечаешь... – ее голос дрогнул. – Опять оперативно-розыскные мероприятия?
– Вроде того, – промямлил я. – Ни минуты свободной.
– Ты теперь адвокат, если не ошибаюсь, – напомнила она. – Так что не ври. Мы с тобой не муж и жена, ты не обязан передо мной оправдываться, но я имею право хотя бы знать, что с тобой ничего не случилось?
– Конечно...
– Да что с тобой?
– Ничего, но ты прекрасно знаешь, что я не могу говорить по телефону. И даже не могу спросить, где ты сейчас находишься.
Зря я это сказал. Телефон великолепно передает интонацию, о чем я иногда забываю.
– Что все-таки случилось? – спросила она после паузы. – Я же чувствую! Твой Райский утешал меня, как мог. Намекнул, что это делается во имя моей же безопасности... Юра, что происходит? Я понимаю, у тебя сейчас другая девушка, как ты говорил, чтобы отвлечь их от меня... Да? Неужели ради достоверности и правдоподобия ты пошел на все?
Я не знал, что и сказать. Сказать «да» – одни последствия. Сказать «нет» – другие. И все это просто невозможно просчитать в считанные мгновения. Бросить трубку? Еще хуже.
К тому же во время паузы мне показалось, будто в трубке появился характерный фон, едва заметный, но довольно мне знакомый, как правило, присущий подслушивающей аппаратуре.
– Послушай, это не телефонный разговор. У нас произошли неприятности, о которых я не имею права рассказывать. Можно отложить до завтра?
Это прозвучало довольно раздраженно и вызвало совсем другую реакцию, чем я рассчитывал.
– Хотя бы скажи... – умоляюще протянула она. – Все остается по-старому, да? Как прежде?
Что я мог ей сказать, если я должен был одновременно думать, какое впечатление это произведет на нее и на тех, кто нас слушает.
Телефон – страшная штука. Все мои неприятности – в основном через телефон. Я всегда это знал, ибо не раз предоставлялась возможность в этом убедиться. Телефон может убить человека, пусть морально, но
