– У тебя… у вас кровь… течет с виска. Простите меня.
– Это не с виска. Ничего. Обойдется.
– Она сильно течет, надо перевязать. И рану зашить.
– Оставь, все равно нечем. Да и незачем внимание к себе повязкой привлекать. Там… – У меня снова помутилось в глазах. Я опять остановил машину. Перевел дух. Достал флягу, глотнул. Вроде лучше. Или нет? Наверно, рефлекс: когда достаю флягу, уже кажется лучше.
– Какой? – машинально спросила она, пряча глаза.
– Что – какой? – не понял я.
– В какой город мне нельзя?
Все– таки спросила. Значит, приняла правила игры. Поневоле, но приняла. А что ей еще остается делать?
– Адлер.
– Адлер… Чушь какая-то. То есть я не люблю, я не то чтобы… вернее, я там даже никогда не была, но… Почему Адлер и что вообще все это значит? Вся эта история? Зачем это похищение, кто ты такой? Ну почему Адлер, отвечай, слышишь!
Она вцепилась мне в рукав, пришлось снова остановить машину. И снова глотнуть.
– Адлер – потому что… Это трудно объяснить. Там жила недавно одна молодая женщина, очень похожа на тебя была…
– Жила… Ее что, больше нет?
– Да, ее убили.
– О господи! Да это же бред какой-то! Что, по всей стране отлавливают моих двойников?! Ни за что не поверю! Кому я нужна – скромная училка?!
– Ты даже не представляешь, насколько ты близка к истине. Но лучше тебе ее не знать. Садись на поезд и уезжай. Поняла?
– Поняла, – сказала она упавшим голосом.
Кажется, дошло. Слава богу.
– Но я не могу вот сразу! Мне надо хотя бы с друзьями попрощаться, на работе переговорить…
– Хватит, замолчи! Мне уже надоело с тобой возиться, дура набитая. Я могу хоть сейчас тебе пулю в лоб всадить, мне же забот меньше! Никаких контактов с родственниками, знакомыми – ни с кем. Не звони, не пиши. Не подписывайся на местную газету. Как минимум через год, если захочешь вернуться, я научу тебя, как связаться со мной. Последнюю пятницу каждого четного месяца мне можно отправить письмо. На пересечении улиц Народного Ополчения и Маршала Вершинина на трубе светофора с четной стороны домов надо нарисовать белым мелом черту не меньше двадцати сантиметров. Если на следующий день рядом появится еще одна вдвое меньше, тебе надо будет дойти до метро. Там ты увидишь обувной магазин. За полчаса до закрытия ты войдешь в него, дальше я сам тебя найду. Поняла?
– Значит… все-таки я умерла.
Вместо ответа я снял с нее наручники.
– Все запомнила?
– Да.
– Выходи.
Мы уже четверть часа стояли возле Курского вокзала.
Она нерешительно посмотрела на меня.
– Ну давай же!
И она вышла из машины.
Маша взяла билет на поезд No 28 Москва – Кисловодск, отправление в 00.25, время в пути 34 часа 43 минуты, время прибытия – 20.54. Но все это было пока что не особенно важно, просто Кисловодск оказался ближайшим рейсом. А там видно будет. Придет что-нибудь в голову получше, сойдет по дороге. Кроме того, она все еще не решила, до конца ли верит она этому странному и непоследовательному человеку. Все ли ей действительно необходимо делать так, как он велит.
Она шла по перрону и думала о том, что выглядит, наверно, не слишком презентабельно. Купить, что ли, новую одежду? На вокзале есть кое-что, но времени уже осталось впритык.
И точно, несколько минут спустя ее остановил патруль. Проверили документы. Она показала паспорт и билет без особого волнения, почему-то была уверена, что документы в порядке. Тут, правда, только пришло в голову, что она в паспорт свой новый даже не заглянула и не знает, как ее, собственно, зовут, вот дурища-то! Но милиционер неожиданно выручил.
– Что же это с вами, Екатерина Павловна, случилось? – Высокий симпатичный сержант показал на заляпанную грязью куртку.
– Упала.
– Н-да. Сочувствую. Погодка, знаете ли. Счастливого пути.
«Екатерина Павловна» кое-как добрела до своего тринадцатого вагона и быстро нырнула в купе. Никого.
Чистые, чуть влажные простыни. Она всегда это терпеть не могла в поездах. Но не сейчас. Какая
