– То есть как это? – не понял Турецкий.
– Ну в смысле вам надо, чтобы я его узнала или не узнала? Вы наперед скажите, перед очной ставкой, ладно?
– Тьфу ты, бестолочь!
Через сорок минут Миша Федоренко опять поехал в Орехово-Борисово, прихватив с собой проститутку. Успели до закрытия магазина. Продавщица из вино-водочного отдела предположила, что алкаш, которого описала Оксана Приходько, – это Филипп Андреич, у него в соседнем доме сапожная мастерская. Самого сапожника на месте не оказалось, зато во дворе объяснили, где он живет – на третьем этаже в том же доме. Оказалось, что Филипп Андреич спит сном праведника, потому что перед тем сутки, не разгибаясь, работал, – как обычно, заглаживал вину перед супругой: только два дня назад вышел из запоя.
Супруга, тщательно изучив удостоверение Федоренко и с некоторым подозрением глянув на его спутницу, разбудила своего сапожника. Филипп Андреич не стал отрицать, что пил с Львовичем (читай, Баткиным), так как делал это неоднократно. Но смог лишь вспомнить, что в прошлую пятницу они с Львовичем в какой-то момент, уже поздно вечером, когда все окрестные магазины были закрыты, побрели к станции метро, там круглосуточно работали ларьки. И вот там-то Львович потерялся. То есть не то чтобы пропал. Он там кого-то встретил, какую-то женщину. Единственное, что помнил по этому поводу Филипп Андреич, это что Львович схватил ее за руку и закричал: «Ну наконец-то! Пойдем, я куплю тебе этот пиджак!»
– Ой, – разочарованно протянула Оксана на этом месте, – это ж он ее за меня принял. Вот подфартило…
– И что, – спросил Федоренко у сапожника, – он с ней уехал?
– А как же. Спустились в метро и поехали.
– Откуда вы знаете, что поехали?
– Так я ж их и проводил. Сели в поезд, сердешные, и покатили навстречу своему счастью, покатили… Знать, суженую встретил, да! – с чувством закончил Филипп Андреич.
– Филипп, – вступила на этом месте в разговор жена сапожника, – ты ври, да знай меру! Ты что несешь, а, старый хрен?! Все мозги промочил? Ты же только говорил, что до метро дошли, а дальше не помнишь ни черта!
– А я вспомнил теперь! – веско сказал Филипп Андреич.
А машина Баткина по-прежнему торчала на стоянке, куда ее отогнала Оксана Приходько. Миша осмотрел ее, но ничего полезного из этого не извлек, кроме того, что в бардачке лежала квитанция на фрак.
Остаток вечера у Миши ушел на то, чтобы выяснить, кто работал на станции «Орехово» в прошлую пятницу в кассах и на контроле. Узнать это удалось, но сегодня этих женщин не было – не их смена. Федоренко раздобыл телефоны и с санкции Турецкого отложил расследование до завтра.
Что– то его тревожило… Что-то тревожило -ха! Да в этом чертовом деле его все тревожило! Тут не было ни единого эпизода, понятного Турецкому от начала до конца, если не считать, конечно, истории с фраком. Хотя почему же ее не считать? Тут есть чем погордиться и есть что продемонстрировать подрастающему поколению – тому же Мишке Федоренко.
Что же его зацепило…
Ах да, опять это слово – камикадзе. Что-то часто последнее время оно ему встречается. Хотя где же встречается? Это он сам его то и дело произносит. Единственный раз, когда это делал кто-то другой, был дома – звучало в песне из дочкиного магнитофона. Так что же его беспокоит?
Ответ был ясен, оставалось только его произнести вслух, ох как не хотелось Турецкому опять к этому возвращаться, но что поделаешь? Две женщины из Белоруссии. Как их там? Гуринович и Якимчук, да. В ФСБ на них определенно что-то есть. Придется опять иметь дело с этим надутым индюком – полковником Иванчуком. Будников невольно (или намеренно, в этом еще предстояло разобраться, и это обещало стать не меньшей головной болью) обратил его внимание на такой вариант – перевоз смертельного вируса в самолете. А что делать? И Турецкий поехал на Лубянку.
Повезло, Иванчук все еще был на месте, хотя телефон и не отвечал. Хотя повезло ли – это еще вопрос, возможно, вот если б он его не застал, тогда б как раз и повезло.
Иванчук повел себя подозрительно радушно: сам спустился к седьмому подъезду оформить Турецкому пропуск, усадил в кабинете на свое место, сделал кофе. Кабинетец у него, надо сказать, был не чета халупе Турецкого. Все в коже, живут же люди. Впрочем, окажись на месте Турецкого Грязнов, он со свойственной ему любовью к этому заведению наверняка предположил бы, что кожаная обивка была в свое время снята с подследственных, каких-нибудь несчастных диссидентов. Но прочь цинизм и подозрительность, сейчас они с Иванчуком просто коллеги по работе, в смысле по несчастью. Иванчук так и сказал, причем вполне доброжелательно:
– Что же вас ко мне привело, коллега Турецкий?
– Видите ли, коллега Иванчук, – в тон ему ответил Александр Борисович, вдруг сообразив, что он же, кстати, не знает, как того зовут – Иванчук себе и Иванчук. – Видите ли, коллега Иванчук, считайте, что я просто соскучился. Не могу не поинтересоваться ходом расследования в нашем деле.
– В «нашем» деле? – приятно удивился коллега Иванчук.
– Вот именно. Как ваша версия – террористическая, я имею в виду. Она себя оправдала?
– Ну после того как вы оперативно размотали роль «Аэрофлота», – вполне серьезно сказал Иванчук, – нам осталось только руки умыть. Сейчас мы заканчиваем работать с Чепыжным, результаты налицо. Словом, я ваш должник.
– Вот я и хочу получить с вас маленький должок. Меня сейчас больше интересуют белорусские барышни, которые были у вас в разработке.
– Ну, – развел руками Иванчук, – тут едва ли что-то выгорит. После полученных от вас сведений все уперлось в глухую стену.
