О т в е т. Десять.
В о п р о с. Сколько сотрудников здесь за это время сменилось?
О т в е т. Я не отдел кадров.
В о п р о с. А за последние три года?
О т в е т. По-моему, ни одного. Ну если не считать, что ушел Линников, прежний завлаб, и Будников занял его место.
В о п р о с. Вы знаете, почему он ушел?
О т в е т. Так Будников же его выжил отсюда, тоже мне, большой секрет. Старик как-то пытался их мирить, а потом махнул рукой.
В о п р о с. Старик – это Баткин?
О т в е т. Ясное дело.
В о п р о с. А где сейчас этот Линников? Остался в институте? Насколько я понял с ваших слов, Баткин к нему неплохо относился?
О т в е т. Линников наплевал на науку в нашем представлении и формате – и правильно сделал. В результате вот у него-то и получилась карьера. А что теперь будет с Будниковым – еще вопрос.
В о п р о с. Теперь – это когда?
О т в е т. Ну Баткина же нет.
В о п р о с. Вы полагаете, что он не вернется?
О т в е т. Откуда я знаю?! Фээсбэшники, которые нас инструктировали, перед тем как в Стокгольм двойника посылать (тоже идиоты приличные, между нами), вообще запретили о Баткине с кем бы то ни было говорить. А у нас ФСБ круче, чем Генпрокуратура?
В о п р о с. А вы как думаете?
О т в е т. Мне плевать.
В о п р о с. А на что вам не плевать, Сергей Васильевич?
О т в е т. Ну есть пара формул в молекулярной биологии, которые меня занимают.
В о п р о с. Так кто теперь бывший завлаб?
О т в е т. Линников? Главный санитарный врач Москвы, хлебное местечко. Самое смешное, что теперь- то у них с Будниковым никакой неприязни. Оно и понятно – нечего делить.
В о п р о с. Вы работаете в лаборатории десять лет, а Ирина Борисовна Вознесенская – гораздо меньше. Тем не менее она оказалась старшим лаборантом, а не вы.
О т в е т. Ей надо в армии служить, там хоть погоны дают, сразу видно, кто есть кто, вот она была бы счастлива.
В о п р о с. Вы бывали в семье Абашидзе?
О т в е т. Конечно.
В о п р о с. Что вы думаете о его отношениях с женой?
О т в е т. Она в нем души не чаяла, это точно. А он хаживал, конечно, налево, все же южный человек, что ни говори, темперамент, но тоже, думаю, ее сильно любил. А что, разве это не обычное ДТП?
В о п р о с. Водитель уехал с места происшествия.
О т в е т. Эка невидаль.
В о п р о с. А вы можете объяснить, почему Абашидзе, ни разу не опоздавший в институт, оказался на улице Анненской? Это может быть связано с любовным похождением?
О т в е т. Нет… Все же женщины в его галактике вращались гораздо дальше, чем работа.
В о п р о с. Сколько времени занимает у вас дорога от дома до института?
О т в е т. Около часа. А зачем это?'
Прочитав сообщение помощника, Турецкий рассуждал так.
А если это просто случайность? Почему, если Абашидзе не поехал на работу, это обязательно должно быть связано с нашим делом? Мало ли что может происходить с сотрудниками лаборатории?! И что, это всегда теперь по определению будет иметь отношение к делу Баткина? Но это же абсурд. Что, если через полчаса Слава найдет Баткина, живого и невредимого (да хоть покалеченного на сексуальном фронте – на здоровье, не жалко), – тогда окажется, что у страха глаза велики… Но если не найдем Баткина? Если он пропал не просто так, не сам по себе, не случайно, а намеренно, если его украли, сперли, похитили, слямзили, стибрили, спионерили, скоммуниздили?! Тогда есть значительные шансы за то, что все события – звенья одной цепи, пусть запутанной, замысловатой, но сплетенной единственным хитрым пауком. И отмахиваться от них, – мягко говоря, неразумно. Как говорили раньше, нас могут не понять.
Позвонил Меркулов;
– Чем похвастаешься?
Турецкий с облегчением рассказал историю Абашидзе. Хорошо, когда есть такой громоотвод. Меркулов, против ожидания, выслушал ее с превеликим вниманием и почти сразу спросил:
– А ты сам-то что думаешь по поводу этой цифры? Что он имел в виду?
– Я надеюсь, что-то связанное с работой. Поговорю с Будниковым – узнаю.
