обстановке предъявить ему обвинение в убийстве. Поэтому пусть на всякий случай будет группа захвата. Если ты за него ручаешься, они могут под окнами в машине покурить.
– И кого ты на него повесить собрался? – поинтересовался Грязнов. Особого недоверия Турецкий в его голое не почувствовал.
– Калашникову – проститутку из «Ирбиса». Выдвигайся, по дороге расскажу подробно.
По дороге рассказать ничего не получилось: Арбузов жил в Ермолаевском переулке, в минуте езды от Петровки, 38.
– Ну, рассказывай, – потребовал Грязнов, приказав водителю остановиться за сто метров от арбузовского подъезда. – Потом я тебе кое-что расскажу.
– В «Ирбисе» в тот вечер, когда снимали кино, был фейерверк, если ты помнишь. Устраивал его специалист – китаец. Китайца мы нашли, и он показал, что видел поблизости фургон, похожий на его собственный, с антенной на крыше типа спутниковой. А вторая проститутка – Лагуш – только что проболталась: у Замятина-де было двое охранников, хотя она их, по идее, видеть не могла. Наличие фургона уже само по себе наводит на мысль, что запись сделал Арбузов: остальным не понадобилось бы городить огород, записывающее оборудование можно было разместить за стенкой.
– А почему не второй охранник и не тот деятель, который был с Замятиным? Между прочим, в кадре его не было. Ты, кстати, выяснил, кто он такой?
– Нет, руки не дошли. Но у меня полное ощущение, что реальный хозяин «Ирбиса» он, а не Шмидт. Второй охранник был там первый раз. Но это, собственно, не важно. Я Лагуш дожал: она подтвердила, что Калашникова что-то видела, и собиралась шантажировать Арбузова.
– Так-так… А я хотел тебя удивить. Секретный мужик, который позавчера в новостях Хмуренко грузил, что Замятин сам про себя порнуху снимал, – наш Ростик. Арбузов.
– С чего ты взял?
– Был один момент во время интервью. У него пейджер запищал. Слышно плохо, но я попросил видеозапись и сегодня несколько раз прослушал у экспертов в ЭКУ. А Ростик мне несколько дней назад как раз хвастал: его мажор подогнал ему супер-пуперный пейджер со ста двадцатью мелодиями и еще ста двадцатью прибамбасами. Новейшая модель, неделя как появились в продаже. Теперь понятно, зачем он старался…
– А мне ни хрена не понятно! – возразил Турецкий запальчиво. – Какого он полез на всю страну светиться, если на нем труп висит?! Он что, идиот?! Думает, я верю всему, что Хмуренко ляпнет? Значит, он на кого-то работает. Вообще хорош языками молоть! Зачем мы сюда приехали?! Поднимаемся к нему и обо всем спросим.
Турецкий. 16 апреля. 16.45
– А, проходите-проходите, я только что кофе поставил. – Арбузов был само радушие, свежеумытый мужественный профиль, улыбка сияет, трехдневная щетина лоснится, видимо после стрижки, можно выпускать на подиум. – Ну проходите! Чего вы в дверях столпились? Вам кофе с коньяком?
– Разговор серьезный, поэтому лучше коньяк отдельно, – сказал Турецкий, проталкивая Грязнова вперед.
Арбузов налил по сто граммов. Турецкий тут же проглотил одним махом, заставив остальных присоединиться без произнесения неуместных в данной ситуации тостов.
– Мы вот по какому вопросу, Ростислав Всеволодович, – начал Турецкий монотонно и официально, видя, что Грязнов не торопится взять разговор в свои руки. – Я должен арестовать вас по обвинению в убийстве Калашниковой Светланы Парамоновны третьего апреля сего года в городе Воскресенске Московской области… – Арбузов слушал абсолютно спокойно, а Грязнов по-прежнему угрюмо молчал, -…поэтому налейте еще по пятьдесят граммов, – закончил свою мысль Турецкий.
Выпили. Грязнов не грохнул рюмку об стол и не сказал ничего.
– Но, – продолжил Турецкий, выразительно взглянув на Грязнова, – как говорил старина Мюллер, все было бы просто и неинтересно, если бы не! – Грязнов таки бухнул ладонью об стол так, что подпрыгнула бутылка и рюмки скатились на ковер. Но промолчал. – Если бы не было телеинтервью с Хмуренко.
– Кофе готов, – спохватился Арбузов и убежал на кухню. – Нельзя ли в двух словах, – поинтересовался он, возвратившись с подносом, – на чем строятся ваши обвинения?
– На показаниях Русланы Лагуш о том, что Калашникова вас шантажировала, и на опознании вас свидетелями в Воскресенске. Они видели, как вы под видом электромонтера вошли в дом, с крыши которого была застрелена Калашникова. Если в двух словах.
– Но вы же понимаете, что это, по большому счету, туфта, Александр Борисович? – Турецкий попытался возразить, но Арбузов, энергично выставил вперед ладонь: – Секундочку! Дайте мне договорить! Я же не сказал, что собираюсь идти в несознанку. Но тем не менее вы должны признать, что обвиняете меня, основываясь на показаниях проститутки, которым грош цена и от которых она откажется, стоит ее только об этом как следует попросить. А воскресенцы, если им предъявить пять небритых мужиков моего возраста, роста и комплекции, ни в жизнь меня не опознают. То есть у вас против меня фактически ничего нет. Но, несмотря на это, я согласен признать свою вину. При определенных условиях. Если вас такая постановка вопроса устраивает, у нас есть предмет для обсуждения.
– Эх, Ростислав! – вздохнул Грязнов и налил себе коньяку.
– Устраивает, – кивнул Арбузову Турецкий, уже не обращая на Грязнова внимания. Он откинулся в кресле поудобнее, сцепил руки и впился в Арбузова взглядом. Арбузов продолжал вести себя как ни в чем не бывало. – Вы рассказываете все, что меня интересует, а я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы дожили до суда, и вообще, прожили как можно дольше. Вас ведь эта в проблема в первую очередь беспокоит?
– Беспокоит. Не то слово! – хмыкнул Арбузов.
– Тогда давайте по порядку: кто приказал вам заснять сексуальные подвиги Замятина, кто был с Замятиным тридцатого марта в «Ирбисе», кто убил свидетеля Косых, который видел в бинокль все, что происходило в бассейне, зачем вы подсунули дезинформацию Хмуренко и чего вы в настоящий момент опасаетесь больше, чем обвинения в предумышленном убийстве? А также имеющие отношение к делу моменты, которые я не упомянул. Кроме убийства Калашниковой, о нем поговорим отдельно.
