Турецкий постарался сделать так, чтобы слов было как можно больше и все они соответствовали истине. Чтобы никак этот тертый чекист не обнаружил в его интонациях какую-то скрытую хитрость. Или трусость, для коей он ищет себе достойное оправдание. Самым подходящим был бы тон равенства. На «вы», правда, но и без особого почтения. Это пусть у него будут и панибратство, и покровительство, да и обычная наглость, свойственная людям подобного типа. И кажется, он клюнул. Если и были какие-то сомнения по поводу Сурова, то он вряд ли мог предположить, что Суров попросту сдал их властям как самых последних мошенников. И если какая-то запись все-таки велась, то, скорее всего, с целью дальнейшего шантажа. Вряд ли его опасения простирались дальше – он же все-таки не первый день знал Сурова и мог представить, на что тот способен, а что ему просто противопоказано.
Поэтому и бодрый, но не подобострастный голос Турецкого для него должен был звучать не вызывая тревоги. Следак хорохорится? Ну и пусть! Будет нужда – прижмем. А так – пусть служит. За деньги же!
И Белый дом, как оказалось, очень пришелся кстати. Вот в нем, прямо в вестибюле, у главного входа и была назначена встреча. Время? Ну давайте, чтобы не подводить друг друга, в четырнадцать ноль- ноль.
Турецкий был уверен, что получаса ему будет достаточно. Хотя сам он уже Лысову не понадобится, того встретят и соответственно проводят парни Кондратьева. Операция должна пройти спокойно. Не станет же отставной генерал отстреливаться! Хотя с него станется…
В приемной Белецкого было все аскетически просто, если не бедно. Не афишировал себя подпольный… да какой же он подпольный! – самый доподлинный миллиардер, как это – владелец заводов, газет, пароходов… Длинноногая секретарша выставляла свои почти обнаженные бедра из-под хрупкого на вид, узкого стола с компьютером и канцелярской мелочью.
Внешний вид Турецкого и его спутников «не показался» девице. Не поднимаясь, но и не поправляя юбки, она спросила: к кому и по какому поводу? Записывались ли на прием? Когда? Какая организация? Вопросов она сразу задала так много, что ни на один из них не стоило отвечать.
– Передайте, пожалуйста, Игорю Юрьевичу, что к нему пришел Александр Борисович Турецкий, старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России по вопросу, который для обеих сторон представляет значительный интерес.
Секретарша выслушала, оценила сказанное, поднялась и посмотрела на оперативников:
– А эти люди?
– Эти – пока не со мной, – улыбнулся Турецкий.
Она ничего не поняла, но кивнула и походкой манекенщицы удалилась в кабинет. Почти сразу распахнула дверь:
– Игорь Юрьевич просит вас пройти. Чай или кофе?
– Благодарю, ничего.
Турецкий прошел к приставному столику и чуть склонил голову, приветствуя привставшего хозяина кабинета. Белецкий ответил тем же и запоздало пригласил жестом садиться, когда Турецкий уже сидел. Такая легкая нестыковочка.
Кабинет был невелик и обставлен просто, то есть самыми необходимыми предметами и скудной мебелью. Здесь, в отличие от той же «дачи» с ее «люксами» и саунами, Белецкий в роскоши не нуждался. На столе дорогой компьютер с разными причиндалами, немного книг в позолоченных переплетах на боковой книжной стенке, большой напольный вентилятор, вращающий головой в разные стороны, открытое настежь окно, а рядом – здоровенный ящик кондиционера.
– Мы знакомы? – спросил Белецкий, чуть сощурив глаза.
– Шапочно. Позавчера на кладбище вы оживленно обсуждали с Дубровским возможности замены коней на переправе. А весь вчерашний вечер я и мои коллеги посвятили более детальному знакомству с вашими политическими и экономическими взглядами, включая даже такие мелочи, как обсуждение достоинств малой пушкинской прозы. Там, где речь о неуважении к предкам. Ну и естественно, любопытно было также отношение к вам ваших коллег по чеховской сауне. Так что с вами, – Турецкий подчеркнул последнее слово, – мы знакомы даже больше, чем хотелось бы. Вам понятна диспозиция?
Белецкий, видно, мучительно старался остаться спокойным, но цвет лица продал его: он был близок к апоплексическому удару. И при этом сидел неподвижно, откинувшись на высокую спинку вращающегося кресла и сверлил Турецкого светлыми, почти полностью белыми глазами. Неприятное зрелище.
– Чтобы не отнимать ни у вас, ни у себя дорогого времени, я предъявляю вам постановления Генеральной прокуратуры России о вашем задержании, а также производстве обыска в помещениях вашего офиса. Эти документы санкционированы заместителем генерального прокурора. Прошу, можете ознакомиться.
Турецкий развернул лист и положил его перед Белецким.
Тот, не меняя позы, прочитал, откинул на спинку голову и спросил:
– Могу я узнать, какое обвинение мне предъявляется?
– О! – негромко воскликнул «важняк». – Там целый букет. Мне придется перечислять слишком долго. Но если вкратце, то самое основное будет выглядеть следующим образом: посягательство на жизнь государственного деятеля в форме подстрекательства, статья двести семьдесят седьмая нового Уголовного кодекса. Естественно, не вы лично стреляли из автомата в вице-губернатора Петербурга Михайлова, а из карабина – в вице-премьера Нечаева. Но приказ отдали вы. Через Лысова. Не вы душили бывшую свою любовницу, но киллеры исполнили ваше указание, не вы… не вы… и так далее. Вы заказчик убийств, вот в чем дело. И за это будете отвечать по закону. Если у вас имеется оружие, прошу выдать его во избежание дальнейших неприятностей.
– Вы считаете, что зашли вот так в кабинет, сели и арестовали? И у вас это получится? Вы вообще-то соображаете, с кем разговариваете?
– Соображаю. И этот тон ваш уже слышал. Только вы так можете позволять говорить себе с генералами милиции, которым отстегиваете за их преступления. Или с бывшими генералами КГБ, которые исполняют ваши грязные поручения. И при этом мнить себя самым великим и самым мудрым. В истории бывали подобные типы. Если вам любопытна реакция господина Михеева, посмотревшего славное кино об отдыхе группы утомленных руководителей государства, могу сказать, что все увиденное он сумел очень точно и лаконично определить лишь одним-единственным словом – гниды. Повторяю, оружие имеете?
