жизнь. Есть все основания прекратить эти дела. Если мы готовы принять наглые подсказки и применить палочку-выручалочку – пятую статью УПК.
– А мы готовы? – В голосе Щербины прозвучала неприкрытая ирония.
– Это уж вам решать, – учтиво ответил Турецкий. Взять к себе – объединить все эти дела или оставить в районах – по месту совершения. Там, полагаю, прекратят ввиду обстоятельств, исключающих производство по уголовному делу. Значит, если мне не изменяет память, – сменил он тему, – Гриша наш фотороботы киллеров не опознал. Может быть, стоит показать их соседям в доме? Особенно старушкам, что постоянно торчат у подъездов?
– Уже сделано, – с улыбкой сообщил Щербина. – Я с утра послал туда опера с таким заданием. Но теперь, может быть, есть смысл показать им и Копера?
– Обязательно, но начните с Гриши. Подберите несколько похожих, оформите протоколом опознания, да чего я, сами знаете. Наверное, лучше всего это сделать там, на месте, не возить его сюда.
– Я сам съезжу. – Щербина поднялся. – Вам от меня какая-нибудь помощь требуется?
– Нет, спасибо, я буду здесь. Вернетесь, заходите, вдруг что-нибудь удастся накопать…
После ухода петербургского следователя Турецкий посидел несколько минут молча, глядя в окно, затянутое кисеей дождя, а потом снял трубку и набрал номер телефона Рафаловича.
В голосе старика не было радостных интонаций. Интересно, а чего хотел Александр Борисович, требуя искренности от бывшего вора в законе?
– Разве вы еще здесь?
– Мне кажется странным ваше настойчивое желание отправить меня в Москву. Даже скажу, подозрительным.
– Ой, ну что вы, Александр Борисович! Да живите в Петербурге сколько хотите! Но, по-моему, все данные для решения вашего дела вы уже имеете.
– Увы, далеко не все, Ефим Юльевич. Как же это так опростоволосились ваши информаторы? Оказывается, Копера-то убили. Вот видите, а вы даже и не догадывались? Экспертиза – великое дело, ее не обманешь. Ждем теперь, понимаете, лабораторные анализы, чтобы возбуждать дело об убийстве.
– Вы полагаете, это надо делать? – Старик сделал ударение на слове «это».
– А как бы вы поступили на моем месте?
– На вашем? – Александр Борисович почувствовал, что старик улыбается. – Ну, во-первых, я бы не стал тратить дорогое время старшего следователя по важнейшим делам на всякую шпану, сводящую счеты друг с другом.
– А во-вторых?
– Оставил бы все местной прокуратуре. Тут же не Бог весть какая мудрость нужна.
– Второй совет хорош в том случае, если бы у меня была полная ясность по первому. Кстати, Ефим Юльевич, а ведь вы мне так и не дали определенного ответа на вопрос: как попал Новиков к Михайлову?
– Но ведь я же вам столько рассказал!
– Ефим Юльевич, – рассмеялся Турецкий, – не имейте меня, как говорят в Одессе, за наивную девочку. Вы просто подтвердили то, что рассказал на допросе сам Новиков, а затем участковый уполномоченный. И заметьте, я вас ни в чем не упрекнул. Хотя главный наш вопрос так и остался открытым. А куда я без этого поеду? Сами подумайте, вы же пожилой и мудрый человек…
– Знаете, Александр Борисович, вы иногда умеете так повернуть проблему, что вам трудно отказать.
– Это мне приятно слышать, но дело в том, что проблема, о которой вы говорите, опять усложняется. Еще недавно я был полон доверия к вашим словам. А вот теперь подозреваю, что вам придется, во имя сохранения наших добрых, так сказать, отношений, придумать толковую версию касательно покойного Копперфилда, как заметил один веселый опер из уголовки. Вы же осторожный человек, как могли допустить, чтоб вас постоянно компрометировал какой-то грубый молдавский бомж? Да ладно бы просто знакомство, а ведь он выполнял ваши поручения! Куда это годится? Жил, понимаете, без прописки, по телефону хамил и угрожал законопослушным гражданам, пьянствовал и одновременно кололся, что уже полный, извините, нонсенс! И при этом пользовался полным вашим доверием, если судить по нашей первой беседе в «мерседесе». Он у вас, кстати, бронированный?
– А к чему этот вопрос? – сухо осведомился Рафалович.
– Так ведь жизнь у вас, вижу, такая. Беспокойная. Можно и не дожить до глубокой старости…
– Это что же, угроза?
– Помилуй Бог, Ефим Юльевич! – искренне воскликнул Турецкий. – Я подумал, что мне не доставит никакого удовольствия сообщить нашему общему московскому знакомому о том, что встречи с вами ничего не дали и не помогли следствию, а, напротив, выявили ряд обстоятельств, которые нуждаются в отдельном и капитальном расследовании.
– Ну, знаете, Александр Борисович! – расхохотался Рафалович, но смех его был заметно принужденным, не от души. – Вы действительно умеете загнуть! В покер не играете?
– Не люблю карты. Да и блефовать нет смысла.
– Ну хорошо, будем считать, что вы меня убедили. Я постараюсь что-нибудь придумать, чтобы узнать и сообщить вам еще до того, как вы уедете ночным экспрессом.
– Нет, все-таки ваша настойчивость достойна лучшего применения!
– Ах, Александр Борисович, – вздохнул Рафалович, – просто вы еще не все знаете. А вы позвоните в Москву. Значит, до вечера, меня вы застанете по этому телефону сразу после пяти.
