настаивать на более определенном ответе. В конце концов, это его деньги и его дело.
– У вас вопрос, Александр Борисович? – заметив нетерпеливое движение Турецкого, обернулся к нему Денис.
– Да. Банальный, но необходимый. Господин Дорофеев, сколько может зарабатывать руководитель крупной экспедиции в ЮАР?
– Около двухсот тысяч долларов.
– В месяц?
– В год. Это примерно столько, сколько зарабатывает президент Соединенных Штатов.
– Сто двадцать четыре миллиона даже с такого заработка не накопишь. Для этого понадобилось бы… Сколько же? – Турецкий прикинул на бумажке. – Шестьдесят четыре года. Если ничего не тратить на жизнь.
– Я понял смысл вашего вопроса. Не «грязные» ли это деньги, которые нужно «отмыть» в России? Нет. Они перечислены на наш счет из франкфуртского отделения Дойче-банка…
– Они уже перечислены? – уточнил Турецкий.
– Да, вчера мы получили подтверждение по факсу. А в Дойче-банк они переведены из Чейз-Манхэттен банка. Это очень солидные банки с широкой информационной сетью. Они никогда не связались бы с «грязными» деньгами. Что же касается их происхождения… Я задал господину Никитину этот вопрос. Он ответил, что много лет играет на бирже и назвал имя своего маклера. Рэй Мафферти с Нью-Йоркской фондовой биржи.
– Вы не связывались с ним?
– На следующее же утро после нашего разговора. Он подтвердил, что среди его клиентов есть господин Никитин. Я предугадываю следующий ваш вопрос: насколько удачны биржевые операции господина Никитина? А вот этого я не могу вам сказать. Я даже не рискнул задать господину Мафферти этот вопрос. Коммерческая тайна – святая святых. Вы удовлетворены моими ответами, господин Турецкий?
– Вполне.
– Что вам известно о господине Никитине? – вновь вступил в разговор Денис.
– В основном это сведения о его жизни в России. – Дорофеев достал из кожаной папки с золотой монограммой листок. – Родился в сорок шестом году в Ленинграде. Отец – бухгалтер, мать – учительница. Отец умер в сорок восьмом году от ран, он был тяжело ранен в конце войны. Мать умерла много позже, в семидесятом, как раз в тот год, когда Никитин закончил Ленинградский университет. Получил распределение в Норильск, работал в норильской экспедиции. В семьдесят четвертом был уволен в связи с возбуждением против него уголовного дела по статье семидесятой, часть первая…
– Знаменитая семидесятая! – заметил Грязнов-старший. – Антисоветская агитация и пропаганда. И сколько он получил?
– Нисколько. Тогдашний норильский прокурор, его фамилия Ганшин, отказался поддержать обвинение против него. Никитин мог потребовать восстановления на работе, но предпочел вернуться в Ленинград. Работал кочегаром в котельной, сторожем на барже. Свою диссидентскую деятельность не прекратил. В конце семьдесят пятого года вновь попал под суд по той же статье. Решением суда был отправлен в психиатрическую клинику в Чистополе для принудительного лечения. Диагноз: вялотекущая шизофрения.
– Тоже знакомо, – снова заметил Слава Грязнов.
– Через полгода был выпущен, – продолжал Дорофеев, держа перед глазами листок. – Написал и распространил по каналам самиздата книгу «Карательная психиатрия». В семьдесят шестом году был осужден по той же статье на три года лишения свободы и последующую ссылку на пять лет. В связи с пропагандистской шумихой, поднятой вокруг него на Западе, через два года был выдворен из страны и лишен советского гражданства. Одновременно с правозащитниками Кузнецовым, Гинзбургом и другими известными диссидентами. США дали ему статус политического беженца и впустили в страну. Через пять лет получил американское гражданство. Что еще? Женат, женился в Норильске в семьдесят первом году на Новиковой Ольге Николаевне, студентке Ленинградского университета, она была в Норильске на преддипломной практике. В семьдесят третьем родилась дочь, Екатерина. В семьдесят шестом, незадолго до последнего ареста, развелся по инициативе жены. Поддерживал ли он связь со своей бывшей женой все эти годы и поддерживает ли сейчас, неизвестно. Возьмите. Может быть, пригодится. – Дорофеев отдал Денису листок.
– Каким образом вы получили эту информацию? – спросил Турецкий.
– Ее собрал по моему распоряжению начальник службы безопасности нашего банка. Анатолий Андреевич Пономарев. Полагаю, воспользовался своими старыми связями. Он в прошлом генерал-майор КГБ.
Турецкий и Грязнов-старший переглянулись. Дорофеев это заметил и счел нужным добавить:
– Служил в «девятке». Правительственная охрана. Когда КГБ начали расформировывать, ему предложили должность с сильным понижением в ФСБ. Он отказался и вышел на пенсию. Мне его рекомендовали как в высшей степени порядочного и опытного человека.
– Сколько человек в вашей службе безопасности? – поинтересовался Денис.
– Около тридцати. Вполне профессиональная команда.
– Почему вы обратились к нам, а не поручили своей службе просветить, как мы говорим, клиента?
– Меня интересуют все подробности жизни Никитина в Штатах, Канаде и ЮАР. Не выезжая из Москвы, такую информацию не получишь. Возможно, вам или вашим сотрудникам придется туда лететь. Пономарева я послать не могу, он не говорит по-английски. И тут есть еще одна очень серьезная проблема…
– Если не возражаете, мы вернемся к этой проблеме чуть позже, – перевел разговор в другое русло Денис. – Скажите, Илья Наумович, если бы Никитин обратился со своим предложением не к вам, а в «Московскую недвижимость» или в Мост-банк, там бы заинтересовались его проектом?
– Несомненно.
