– Чьи?
– Один, видимо, Пономарева. Простенький, с радиусом действия в полкилометра. А второй – в прямом телефоне Дорофеева – серьезный. Километров на десять может сигнал подавать. Или даже больше. Намного больше. А чей – как тут скажешь? Так чтоеще нужно сделать в «Космосе»?
– Спросить у горничной или дежурной по этажу, вернули или нет Никитину пиджак, он его отдавал в химчистку. Если вернули – осмотреть все швы, все складки. Если ничего нет, расспросить в химчистке, не было ли в пиджаке какой-нибудь булавки.
– Тоже «жук»? – догадался Денис.
– Да. Есть еще новости?
– Пока нет. А у вас, как я понимаю, навалом.
– Кое-что есть. Буду примерно через час, обсудим.
Турецкий вышел из будки таксофона и сразу понял, что насчет «буду примерно через час» он, пожалуй, погорячился: возле стекляшки автомата стояло человек пять таксистов с угрюмыми лицами, а в центре полукольца – невысокий плотный малый с золотой цепью на шее. Из-за пояса джинсов у него торчала рукоять пистолета Макарова.
«Это и есть Качок», – понял Турецкий.
– Слышь, мужик, ты, говорят, хорошо в дизелях разбираешься?
– Это лучший комплимент, который я когда-нибудь слышал, – любезно ответил Турецкий и швырнул вверх журнал «Коммерсантъ».
Таксисты и Качок от неожиданности задрали головы. Этой секунды Турецкому хватило, чтобы выдернуть из-за пояса Качка пистолет, передернуть затвор и уткнуть ствол в живот химкинского бригадира.
«Коммерсантъ», растрепав страницы, шлепнулся на пыльный асфальт. Хороший журнал. Содержательный. Полезный во всех отношениях.
– Ты чего?! – ошалело спросил Качок.
– Шевельнешься – дырку в пупе получишь, – предупредил Турецкий. – Улыбайся, а то люди подумают, что мы тут чего-то не поделили. – И сам с улыбкой обратился к оторопевшим таксистам: – Валите отсюда. А ты, – кивнул он одному, – подгони свою тачку. – Заметив, что водила медлит, добавил: – Попроси его, Качок, а то меня он не слушается.
– Подгони, – хрипло приказал Качок.
– Что у тебя с голосом? Простудился? – поинтересовался Турецкий. – Пиво слишком холодное пьешь? В такую жару пиво со льда – верная простуда, по себе знаю. Повернись! А теперь садись в машину, на переднее сиденье. Спокойно садись, не торопясь, без лишних движений. А я сзади сяду. Вот так, молодец. – Турецкий захлопнул дверцу и приказал водителю: – Поехали!
– Куда?
– В Москву.
При выезде с пандуса Турецкий приветливо помахал гаишнику.
– Эй, ты, куда мы едем? – спросил пришедший в себя Качок.
– Я привык, чтобы ко мне обращались на «вы», – заметил Турецкий. – Повтори свой вопрос. Только начни так: «скажите, пожалуйста»… Ну?
– Куда мы едем? – повторил Качок.
– А дальше?
– Это… скажите, пожалуйста.
– На такой вежливый вопрос грех не ответить. Куда надо, туда и едем.
– Ты что?…
– «Вы».
– Вы что – отмороженный?
– Прекрасно звучит, – одобрил Турецкий. – Вот именно, отмороженный. Прямо из холодильника. Как твое пиво. Остановись! – кивнул Турецкий водителю, когда «Волга» поравнялась с тем местом, где «КамАЗ» столкнулся с «восьмеркой» Очкарика. Изуродованная машина была давно увезена, но на асфальте остались россыпь лобового стекла и ржавые пятна крови. – А теперь пойди погуляй, нам с Качком кое о чем потолковать надо. Далеко не уходи, скоро дальше поедем.
Таксист вышел.
– Ну что, Качок, узнаёшь это место?
– Чего я должен узнавать?
– Семь дней назад, в два десять ночи, на этом месте Гусак на «КамАЗе» убил Очкарика.
– А я при чем? Эй, ты… вы… вы что, не знаете, кто я?
– Это ты не знаешь, кто я, – поправил Турецкий. – И может быть, никогда не узнаешь. Сколько баксов ты передал Очкарику в тот день вечером в служебном туалете?
– Не знаю я никакого Очкарика.
– Давай договоримся, Качок… Как тебя звать-то? А-то как-то неудобно – Качок.
