– Вот получу указания и...
– Понятно. Ну тогда до встречи. – И он удалился.
– А ты, Славка, когда? – спросил Турецкий.
– Как дела. Но ты после разговора с Костей перезвони. Может получиться, что вместе и тронемся. Заляжем в купе, отворим бутылочку, как в хорошие прошлые времена...
– Заностальгировал?
Грязнов рассмеялся.
– Ну и слово сочинил! Нет, просто я от этого марш-броска ничего пока хорошего не ожидаю. Как-то это мне все не по душе – «обеспечивать»-то... Ну поеду к себе. Так звони.
Последние участники покинули кабинет Меркулова, и Турецкий вошел:
– Там у них что, Олег разве не справляется?
– Совсем другое, – поморщился Меркулов. – По-моему, Саблин – это удобный повод прищучить наконец губернатора Алексеева. Не лежит у нашего первого к нему душа.
– Но ведь это еще не повод.
– Верно. Оттого и набрана столь представительная команда. А вообще говоря, питерский, извини за выражение, бардак действительно пора кончать. Садись и слушай. Обязательно, не забудь, обрати внимание на программные документы их новой партии «Солидарность трудящихся». Президент, между прочим, сегодня особо подчеркнул этот момент. А еще... Источник я тебе разглашать не буду. У этих ребятишек из болдинской команды имеется какой-то очень серьезный и опасный компромат на алексеевское окружение и, естественно, на самого губернатора. Это, по мнению источника, может быть бомбой огромной взрывной силы. И если оно так на самом деле, то для последних убийств имеются все основания.
– У кого?
– Ты глупый? Сказано же, у мафии.
– Надо полагать, что этим термином твой источник называет господина Алексеева? Он, часом, не в Кремле бурлит, – этот источник?
– Тебе совершенно без разницы. И еще учти одно обстоятельство: время болтливых кончается.
– Эт-то нам оч-чень понятно! Ну а Саблин? Он-то здесь при чем? Он разве тоже ринулся изобличать Алексеева?
– Да кто ж его знает?.. Книгу вон написал...
– Убивать из-за книг, это, Костя, пошло. А потом, даже отморозкам известно, что изреченное слово уже неопасно. Ну ладно, не знаешь, так и скажи.
– Не наглей с начальством!
– Не буду. Мне еще непонятна роль Панкратова. Хоть о нем-то ты можешь мне что-нибудь сказать?
– Могу только повторить. Виктор Анатольевич – человек честный. И потому неудобный кое-кому. А если добавить и определенную его грубость, тут, понимаешь... – Меркулов сокрушенно развел руками.
– Мы обсуждали уже его личные и деловые качества. Но меня сейчас интересует совершенно другое. Почему именно ему, зная или догадываясь о его, скажем так, теплых отношениях с губернатором Алексеевым, поручает президент подготовку, как нынче принято говорить, честных выборов? Это повод сломать ему шею? Способ уличить в коррупции?
– В связи с этой акцией Кремля у меня тоже возникли вопросы. Что тебе ответить? Ну прежде всего, как ты, вероятно, уже и сам чувствуешь, фавориты Кремля вызывают у народа устойчивую аллергию. Кандидатура же Зинченко, скорее всего, возникла не случайно и не вдруг. На нее делается определенная ставка. Победит, нет – это другой разговор. Но, возможно, она должна будет хотя бы просто отвлечь от Алексеева часть электората. А к финишу придет кто-то третий, о ком мы еще не знаем. Мутное дело – политика, Саша. И в этой ситуации роль Панкратова мне представляется более или менее определенной. Видимо, им – я имею в виду силовиков – будет предложено провести пару-троечку показательных акций. Пошерстят тамбовских или казанских, арестуют одного-другого пахана, найдут кого-нибудь из алексеевского окружения, из влиятельных в Питере бизнесменов, проведут обыски, выемку документации, учинят налоговую проверку. Да мало ли есть способов показать, что наша правоохранительная система не дремлет! А с другой стороны – вот тебе конкретный факт того, что все разговоры о дружбе Панкратова с Алексеевым не более чем досужий вымысел, выгодный исключительно петербургскому губернатору. Понимаешь?
– Но если главная цель именно Алексеев, то почему поручено Панкратову, а не, к примеру, тому же Латникову? К которому у меня, честно говоря, вовсе не лежит душа.
– Я думаю, – Меркулов нахмурился, – что здесь все-таки восторжествовало разумное начало. Панкратов не участвует в дворцовых интригах, которые ему старательно инкриминируются определенными силами. И основную роль сыграли самые прагматические соображения: он – министр, ему и карты в руки. Что же касается Латникова, тут лишь одно могу тебе присоветовать. Помнится, у тебя по разным делам бывали всевозможные кураторы. И ты в конце концов находил с ними понимание, всякий раз убеждаясь, что лоб не предназначен для пробивания стен. Вот и сейчас постарайся ускорить это понимание. Не обостряй без крайней нужды, однако и не забывай, что руководитель оперативно-следственной группы именно ты, а никакой не Латников. Докладывай ему по необходимости. И ради бога, Саша, не фрондируй, как ты любишь делать.
– То есть ты хочешь подтвердить, что последнее слово во время этого аврала останется за мной?
– Тебе справка с печатью нужна? Чего ты дурака валяешь? Самое мудрое в твоем положении – это не афишировать собственной руководящей роли, а спокойно заниматься своим делом. Не подчеркивать, что вынужден отчитываться перед Латниковым, а, напротив, всячески демонстрировать, что информируешь с удовольствием, а тем паче прислушиваешься к министерским советам. Свойство всех начальников – не скрывать удовлетворения от тактичного проявления уважения к себе со стороны подчиненных. Особенно из параллельных ведомств. Свои – это понятно, они просто обязаны тебя уважать и прочее. Но когда чужие – это уже что-то! Понял?
– Интересная мысль. Особенно вовремя сказанная.
– Ты, кажется, пытаешься иронизировать?
– Ни боже мой! Тебе показалось.
– Да... – Меркулов поверх очков проницательно поглядел на Турецкого, вздохнул и закончил: – Возможно... Главное, Саша, чтоб ты понял: о чем бы мы тут ни говорили, что бы ни обсуждали и как бы ни трактовали суть начинающейся акции, несомненно лично для меня одно – президент делает первую серьезную попытку начать расчистку авгиевых конюшен. И в этом мы просто обязаны ему помочь. Не менее показательно и то, что начинает он именно со своей, если можно так выразиться, бывшей вотчины. Понял задачу?
– Уж куда ясней. Он постарается, – вздохнул и Турецкий.
– Кто – он? – нахмурился Меркулов.
– Мухтар, кто же еще...
– Не надоело чудить?.. – буркнул Костя. И хотел уже отпустить его взмахом руки, но передумал. – Да, чуть не забыл. Последняя к тебе просьба... У вас там, чувствую, собирается та еще компания. Одни вы с Вячеславом чего стоите! А с вами Гоголев, наш Олег, как я увидел по нашему последнему с ним разговору, успешно осваивающий твои вредные привычки... Молчи! – строго прикрикнул он, увидев протестующий жест Турецкого. – В общем, я тебя очень прошу, Саша... По-товарищески. Если хочешь, даже по-отечески, я ведь старше тебя почти на два десятка лет! Помолчи, говорю!
– Да в чем дело, господи?
– Вы же будете там под тройным увеличительным стеклом! Под микроскопом! Неужели непонятно? Так что постарайтесь без этих... без фокусов.
– Костя, да за кого ты нас держишь?!
– За тех, кто вы есть на самом деле. Потому что я отлично знаю вас. Ну как же! Начнутся вечеринки, дамское общество, то, другое, в результате – помятые физиономии, ведра кофе по утрам, сонные глаза... А мне здесь краснеть за вас! Так уж, пожалуйста, сделайте мне хоть раз такое одолжение!
Меркулов отвернулся и стал, сопя, зачем-то глядеть в окно, затянутое, кстати, плотной занавеской.
– И это, надо полагать, все, что ты хотел мне сказать на дорожку? – улыбнулся Турецкий.
– А чего тебе еще надо? Остальное тебе и самому известно. Аврал – он и в Африке аврал. Вы только не забывайте думать, ребята, а остальному вас учить не нужно... Ладно, иди, готовься. Мне тут Вячеслав
