Очень болело сердце. Ныло сердце. Только сейчас, маясь бессонницей, я вспомнила укол, нанесенный моему сердцу камушком там, в гостях у Бурелома. 'Зачем же так? Я ведь живое существо, хрупкое... Меня можно и убить так ненароком!' Ответа я не получила. Камень лежал возле левого бока, на котором я устроилась плакать и размазывать тушь с ресниц по подушке, и мирно предлагал мне свое тепло. Даже в темноте от него исходило лучистое свечение.
- Опасный подарочек! - в голос произнесла я.
- Маша! Ты что-то говоришь? - раздался голос отца за дверью.
- Папа, спи! Это я роль повторяю...
- Роль, роль - а отдыхать когда? Завтра повторишь... Папа удалился, шаркая, а я с тоской подумала, что вряд ли сумею сегодня заснуть. Но заснула...
Среди ночи я проснулась оттого, что меня расталкивали.
- Ну, наконец-то, - услышала я недовольный голос. Надо мной склонялся Алмазный Старик.
- Я не могу больше будить тебя прежним способом - это может оказаться опасным. А сон у тебя девичий, как я погляжу.
- Вы? - спросила я, не очень еще проснувшись, но радуясь этому появлению - так много я хотела выяснить, так много хотела понять.
- Нет, не я, - отчего-то грубо, наперекор моей радости, ответил Старик.
Глаза его при этом сверкнули грозным сиянием.
- Не надо со мной так, - сказала я. Сон отлетел от меня, я уже припомнила почти все, что со мной случилось. - Мне и без того трудно...
- Да уж, труднее не бывает! - припечатал Старик. - А ты хоть знаешь, почему трудно?..
Мне казалось, я это знала. Но сейчас мне было важно услышать, что скажет Старик. Я села на кровати, он сел рядом, подвинув стул.
- А почему? - спросила я. Ответ поверг меня в изумление:
- Да потому, что легко бывает только тому, в ком чиста совесть!..
Глупая назидательность тона меня возмутила, а явная несправедливость заставила ощетиниться:
- 'И жалок тот, в ком совесть нечиста!..' - иронически продекламировала я.
Старик взвился - вскочил со своего стула и затряс бородой:
- Ты стала много себе позволять, вольничать и своевольничать - так дело не пойдет!..
- Да кто вы такой, чтобы указывать мне?
- Я?! Кто Я такой?! Я - твой единственный направляющий! Я - твой УЧИТЕЛЬ!..
- То Отец, то Учитель!.. Что вы мне голову-то морочите?..
- Функционально эти два понятия малоразличимы!..
- Ага, но способны внести сумятицу в душу.
- Чистую душу смутить невозможно. А ты позволила дать себя смутить и прельстить!
- Вам?.. - в одно это слово я вложила столько сарказма, что в розницу и на вес его можно было бы продавать всему миру в течение года. Я и сама не понимала, откуда во мне этот сарказм. И почему вдруг так изменилось мое отношение к ночному гостю.
Старик мой, как ни был поглощен своим гневом, это почувствовал. Кажется, мой тон даже отрезвил его несколько. Он схватился за голову:
- Что за наказание, господи!..
И тут я кое-что вспомнила:
- Вот правильно! О наказании. Это вы расправились с Черешковым? Так сурово и жестоко расправились?..
Он устало опустился на стул:
- Ну да, я. И что же из этого следует?
- Из этого следует, что настала пора помиловать Черешкова, тем более, что он и не понимает своего бедствия, а страдает его несчастная мать...
Старик внимательно на меня посмотрел:
- Я этого не учел, - признался он после минутного размышления. - Но исправлять что-либо поздно. Я слишком долго был добрым. Такое даром не проходит... И теперь я решил: хватит. Добро должно быть с кулаками. И решение мое бесповоротно, потому что - неужели ты не видишь - куда, в какую яму катится человек?!
- Нет, - сказала я почти честно, - не вижу.
Я и вправду видела сейчас другое: я видела перед собой не театральный персонаж, не волшебника из сказки, а растерявшегося старого человека, именно от растерянности мечущего громы и молнии на мою голову. Таким мог бы оказаться мой отец, скажем, если бы пытался разговаривать со мной о политике - мы с ним стараемся избегать этой темы, потому что практически не имеем точек взаимопонимания. Отцу, конечно, кажется, что правда на его стороне. От невозможности меня убедить он начинает кричать, что тут же настраивает меня на издевательский лад. 'Он не понимает меня, - сделала я вывод, - потому что ушло его время, и ему пора уступать дорогу новому, молодому и признать свое поражение. Однако кому приятно признаваться в полном крахе собственной жизни!' И я перестала вступать с отцом в споры. Может, и с Алмазным следует поступать так же?.. Только вряд ли это возможно...
- Между прочим, - решила я сменить тему, - ваш камушек сегодня причинил мне адскую боль. Что же, если я поведу себя не так, как вам хотелось бы - вы и меня накажете?!
Поменяла тему называется!.. Старик уставился на меня горящими, изливающими гневное сияние глазами:
- Ты не имеешь права предавать меня!.. Белоглазый и так захватывает одну позицию за другой!..
- Да кто вы оба такие?! - закричала и я, уже совершенно не способная себя контролировать. - У вас что, шахматный матч?.. А мы все - глупые, деревянные фигурки в вашей игре?.. - 'Ключевая, рядовая', вспомнила я.
- Если бы так, если бы так... - Старик вдруг словно обмяк и показался мне и впрямь до слез похожим на моего отца. - Идет борьба двух стихий, двух разных начал. И когда видишь, что дело твоей жизни подрывают, компрометируют, изничтожают - это невыносимо!.. - Он посмотрел мне в глаза, и я увидела в его глазах боль и тоску. - Каким же дураком я был! Идеалистическим дураком!..
Эта неприкрытая тоска разбила наголову мое сопротивление - я уже не могла не сочувствовать ему. Хотя, если честно признаться, почти ничего не понимала.
- Знаете, - сказала я, словно бы на ощупь пытаясь отыскать выход из тупика, - знаете, а ведь Бурелом не безнадежен. Он умеет прислушиваться к советам. Вот Маруся кошек кормит... Санаторий он хочет построить... Он делает добрые дела...
Лучше бы я этого не говорила: такой ярости я сроду не видела.
- Лукав!.. - гремел голос Алмазного на весь дом и всю округу. Изворотлив!.. Активен и агрессивен!..
- Не кричите так! Родителей разбудите!..
- Никого я не разбужу! - огрызнулся Старик, но голос понизил. Неужели ты приняла за чистую монету эти его эскапады?.. Неужели ты так наивна?!
Я опять завелась:
- Наивна? Да, наверное. Даже наверняка я наивна по сравнению с двумя такими личностями, как вы. Однако, что может быть плохого для меня в том, что я приму его предложение? Что плохого, кроме хорошего?..
И вновь узрела перед собой Громовержца:
- Дура! Несчастная податливая дура! На что клюнула? Он тебе про славу, про бессмертие говорил?.. Говорил. А как же иначе - слава и бессмертие! Сколько уже купилось на эту незатейливую приманку?.. А ты попробуй, раздели слово 'бессмертие' на два слова и получится: Бес Смертие!.. Бес, неизбежно приводящий к гибели души!..
- Если бы вы знали, как мне осточертели нотации!.. Я не понимаю и не хочу понимать ваших высоких материй. Я вижу другое: жизнь у меня одна, молодость в этой жизни короткая, и я хочу играть на сцене не в том возрасте, когда надо бетоном заливать морщины на лице!..
Старик мой как-то вдруг сник и взгляд его, устремленный на меня, странно и мучительно менялся,
