нужна как воздух!..
- Поворот - неожиданный.
- Однако - очевидный.
Я вспомнила наши прошлые елки, припомнила свою нынешнюю работу и вчерашнее 'снимай трусы!' и поняла: Юрка, как всегда, прав. Так захотелось ребячьих восторгов, замирающих то от ужаса, то от радости детских мордашек, так захотелось чистоты, что хоть вой!..
- Где и когда репетируем? - спросила я.
- Ну вот, а Валька не верила, что я уговорю тебя в два счета.
- Скорее в два хода, Юрка, и оба - продуманных.
- Машенька, ты золото!..
'Золотом не разбрасываются', - подумала я, но вслух ничего не сказала, потому что поняла: от этой зависимости я успела освободиться.
Записав время и место встречи, я оделась и отправилась к Валерке Черешкову, своему бывшему однокласснику, нынче ювелиру. Жил он в том же доме, что и я, только на соседней лестнице.
- Вот, - сказала я и протянула ему камушек. У Валерки загорелись глаза. Он приглушил телевизор: шла очередная серия 'Марианки'.
- Тебе не надоело? - спросила я.
- Я же не смотрю, я слушаю, работаю, не разгибая спины, так пусть они надо мной воркуют, все эти 'санты-манты', 'богатые' и 'ракели'... Польза, опять же, имеется. Нет-нет, взгляну на экран и что-нибудь из украшений слижу...
Валерка отвечал мне машинально, он вцепился в мой камушек, колдовал над ним, потом откинулся в кресле и деланно-равнодушно произнес:
- Должен тебя огорчить: простая, хотя и отлично выполненная стекляшка.
Я вздохнула с облегчением. Про 'стекляшку' можно и у мамы спросить. 'Стекляшка' существенно понижала уровень душевной тревоги.
Валерка протянул мне камень. Я взяла его. Но странно: вместо привычного уже тепла ощутила в ладони неприятное электрическое покалывание. 'Уйти?' - подумала я. И покалывание прекратилось. 'Впрочем, - подумалось вслед, - кто еще сделает эту работу, если не Валерка, которого я знаю с детства. Не станет же он меня обманывать...' И покалывание возобновилось. 'Стекляшка'?..
Валерка смотрел на меня со свойственным ему спокойствием.
- Знаешь, я хотела бы, чтобы к завтрашнему дню ты сделал мне подвеску - вот старое серебряное кольцо...
- А к сегодняшнему вечеру не сделать? - усмехнулся Валерка с явным облегчением.
- Валерочка, я заплачу за срочность бутылкой шампанского.
- Вещь ценная, учитывая близость Нового Года. Ладно, - он прикинул что-то свое, - ладно, приходи завтра в это же время...
Покидала я Валерку с каким-то нехорошим чувством: мне почему-то стало страшно за него.
В маленьком репетиционном зале все уже были в сборе, когда я влетела туда.
Я давно не видела их: и Юрку, и Валю, и Сергея. Их лица, их приветствия, их объятия были так долгожданны и хороши, что я чуть не прослезилась.
- Звезде варьете - наш почет и уважение! - вскричал Серега и сграбастал меня.
- Ручищи у тебя - ты если трактор 'Кировец' обнимешь, он рассыплется, а я - девушка хрупкая!
- Но - жизнестойкая! - рассмеялся Серега.
Юра был немного насторожен, но только я могла это заметить, да и настороженность эта сразу исчезла, едва он - тоже ведь знает меня гад увидел мою освобожденность...
- Твоя роль, - протянул он мне несколько скрепленных листков. - Ты Снегурочка, Валентина - Лиска, Серега - Дед Мороз, а я, как водится, Бабка Ежка.
- И усов снова не сбрил!..
- И не сбрею! Я, Баба-Яга, работала в прошлом рентгенологом!..
- Ребята, не знаю, как у вас, а у меня на всю репетицию два часа. Сегодня еще танцкласс и прогон новогоднего шоу, а потом еще работа...
- Да и у нас сегодня день примечательный. Начинаем работу над 'Бесприданницей'. Старик наш задумал ее специально под Валентину...
Хорошее настроение у меня, как рукой смело. Я посмотрела на Вальку с завистью:
- И молчала!..
- Прости, Машка, артисты - народ суеверный...
- Чего уж там! - отмахнулась я.
- Слушай, - продолжал Юрка, делая вид, что не заметил создавшейся неловкости, - Старик собрал нас и говорит: 'Здесь есть даровитые и опытные артистки, но я решил пойти по стопам Протазанова: он взял Алисову совсем молоденькой...' Мы заржали. А он взревел, аки лев: 'Да на роль, на роль Ларисы взял, жеребцы!' Ну, а потом объявил, что Лариса в его спектакле достанется Валентине.
- Это здорово, - сказала я, просто чтобы не промолчать, не выдать своего поражения.
'Каждому свое, - подумала я со злостью в свой адрес, - одному - икра на завтрак, другому - роль, о которой можно мечтать...'
Валька выглядела виноватой. Это уж было совсем некстати. Не она виновата в том, что их Старику я, что называется, 'не глянулась', а в театре, куда я попала, меня держали на 'кушать подано'... К тому же в скором времени театр и вообще распался.
- До сих пор не могу понять, - как будто угадав направление моих мыслей, сказал Серега, - чем ты Старику не понравилась. Иногда мне кажется - характером. Он безошибочно отделяет талант от не-таланта. И тут ты должна была его покорить. Но с той же безошибочностью он видит тех талантливых людей, которые будут поклоняться ему, а в тебе он, видимо, усомнился. Я почему так говорю. Недавно он меня спросил, где ты и что с тобой. Спросил, значит, хорошо запомнил, а он запоминает только ярких людей - тысячу раз проверено...
- Спасибо, Сережа, не надо меня утешать...
'Недавно спросил...' И вдруг пронзило: да ведь я же пела ему на показе 'он говорил мне: будь ты моею'... Вспомнил, значит... Тупо заныл затылок. Я машинально приложила к нему ладонь.
- Болит голова? - участливо спросила Валька.
- Поболит и пройдет, - ответила я. - И вообще, будем мы когда-нибудь репетировать или нет?..
По существу, важно было только определиться с выходами и мизансценами. Остальное - дело отлаженное для людей, которые в одном составе играют елки с первого курса института.
Юрка, как всегда, хохмил. Сережа был до тошнотворного серьезен. Валентина - кокетлива, а я - я старалась быть красивой, доброй и изобретательной, причем не только в роли Снегурочки. Но сегодня тоска по настоящему делу оборачивалась завистью к более удачливой подруге, постоянно помнилось: вечером может опять оказаться в зале Бурелом и еще один любитель 'снимать трусики' - и боюсь, мои старания быть доброй тут же превращались в пыль и пепел.
Затылок прямо ломило.
Вечер на работе прошел спокойно. В зале были, в основном, иностранцы, а играть для них лично мне всегда нравилось: они более непосредственны в восприятии, с большей готовностью радуются самым непритязательным шуткам, без предубеждения смотрят не только на сцену, а вообще - на окружающий мир. Для такой публики у меня тоже всегда найдется пара-тройка беспроигрышных номеров: пантомима, танец, куплеты, переведенные Мишкой на английский... Были и смех, и аплодисменты: чего еще нужно...
Бурелом не явился. Но он напомнил о себе: прислал машину? Я так устала за день, что просто не хватило сил отказаться. 'Любовь к комфорту тебя погубит', - подумала я, поудобнее устраиваясь на заднем сидении. Шофер был молчалив, но не вызывал отвращения, как некоторые личности из буреломова окружения. 'Спать! Спать! Поскорее бы добраться до постели...' - думала я. 'А когда спишь, случаются сны: дикие сами по себе, да еще с материальными подтверждениями. О, Господи! Откуда под моей подушкой могла взяться эта 'стекляшка'?! И затылок...' Затылок снова начал болеть, хотя уже и не так сильно, как днем.
II
Утром я первым делом понеслаcь к Черешкову. Он протянул мне готовую подвеску. Взял шампанское и деньги. Телевизор у него снова работал. И вообще все было вроде бы, как
