Это в мои планы не входило, и я представил себе эту раскладушку, как она лежит там, на антресолях, одинокая, пыльная, с двумя дырами в брезентовой ткани.
- Я посмотрю все-таки.
- Ну посмотри, но я же знаю!
Раскладушка лежала там, совпадающая с моим представлением до мелочей. Я молча извлек ее из мрака потолочного шкафа, и разложил. Ткань была порвана разломившимися пружинами в двух местах.
- А ты говоришь... Спокойной ночи.
Раскладушку я поставил в комнате с письменным столом и лег на нее не раздеваясь. Некоторое время было слышно, как Саша возится у себя в комнате, потом там погас свет. Стало совсем тихо, только на кухне гудел холодильник. Сумерки сгущались как в тропиках - быстро и безвозвратно.
- Дима! - раздалось из соседней комнаты, - Иди ко мне, мне страшно!
- Спи, - я уже сознательно использовал силу своих слов. Самому мне спать не хотелось. Может быть, мне это было не нужно.
Вот все и прояснилось. Молодой Бог оказался просто средством для поимки другого, более могущественного Бога. Созданный вокруг меня с такой тщательностью дворец был просто мышеловкой. С другой стороны, это, наверное, совсем, не вся правда - что я знаю об этих целях и средствах...
Если бы они хотели уничтожить моего отца, они это сделали бы.
Я встал с раскладушки и пошел на кухню попить воды. В конце коридора лежал почти неразличимый в темноте пес. Услышав мои шаги, он поднял голову и в темноте блеснули красным два угля. Вот так - поднимаешься ночью, и тебя встречает персональный Анубис. Теперь нужно идти к нему - он препроводит усопшего на место.
А может быть, придумать себе новый город, новую страну, все новое, чтобы не возвращаться уже сюда никогда, а все остальное - гори огнем? Вот так, запросто придумать, как бритву, как раскладушку.
Не стоило мне, конечно, об этом думать. Хотя, здесь нет ничего преступного, в этой мысли, так, просто мысль, даже догадка скорее. Сфинкс. Улыбка сфинкса. Я присел около пса на корточки и потрепал его за торчащее ухо. Пес сидел как сфинкс, неподвижный и серьезный.
Вот придумаю себе свой мир, а ты там так же будешь сидеть и смотреть на меня. Или нет, тебя тоже придется стереть. Чтобы все, до самой последней капельки, осталось в прошлом. Может быть, и вся эта история с концом света была придумана только для того, чтобы сфинкса расстреляли3.
Может быть, там, за тысячу лет до Рождества Христова, планировали этот расстрел, потому что не смогли сами сделать совершенное произведение. В конце концов, всякое созидание неумолимо кончается разрушением. Так и задумано, наверное.
И потом, ведь мысль, она, может быть, сама по себе разрушает, ее же не остановишь - не успел подумать, а половина мира летит к чертям собачьим. Все просто.
Это для заклинания нужно знать правильную интонацию и ударение. Для мысли этого не нужно. Здесь все правильно изначально. Другой вопрос - вот лежу я тут, думаю о мироздании, а что в результате? Где- нибудь в Новой Зеландии у мирного ювелира разбивают витрину. Обидно - смысла заклинания не узнаешь никогда.
Так что - придумывай - не придумывай - не поможет. Здесь пушка нужна. Или скальпель.
А ведь доктор этот скальпель и держит.
Все просто. Я заманиваю своего родителя - его вырезают, потому как боятся, что он первым успеет вырезать все вокруг. Но для того, чтобы заманить, нужна приманка. Другой такой же, например. Вот они меня и инфицируют чем-то. Самовосстановление, материализация идей - это же все болезнь. Переход на другой уровень. Поэтому меня и сдают доктору, чтобы тот успел со скальпелем в нужный момент. Только и всего. И все эти больные - не больные, а такие же как я. Новые люди. Их уже использовали и прооперировали потом, потому как если не прооперировать - то опять угроза. Опять какие-то неизвестные возможности.
А ведь они меня сегодня днем попытались убрать. Им что-то помешало просто. А так - болтаться мне там, внутри, во тьме, без движения всю жизнь. Всю смерть.
Я обнаружил, что по-прежнему сижу в коридоре и смотрю в светящиеся глаза собаки. Сильно хотелось спать, и я вернулся к себе в комнату.
Я не помню, как заснул, это было похоже на падение в зыбкое ничто, и только рассвет разбудил меня.
Сашенька еще спала: было тихо.
Вдруг я понял: надо что-то делать. До сих пор меня водили по городу, дергая за ниточки, поворачивая лицом к тому, что я должен был видеть. Похоже, другого времени у меня не будет - если меня не достанет папа, то доктор уж точно меня прикончит.
Я направился к выходу и щелкнул замком.
- Ты куда? - неожиданно проснулась Сашенька.
- В институт. К доктору мне надо.
- Дима, зачем тебе туда, ведь не будет ничего хорошего. Мы же с тобой договорились - мы уедем! Иди ко мне лучше,- Сашенька приподнялась в кровати, придерживая одеяло на груди рукой.
- Исчезни, дура!- ответил я, не оборачиваясь, и захлопнул за собой дверь. --------------------------------------------------------------------------1 Восстание в Чехии (1966г.) - завершившееся успехом восстание в Чехии и Словакии, повлекшее за собой отсоединение ряда стран от Империи и разбиение Империи на Европейский дом (бывш. Германия) и Евразийский Дом (бывш. Европейская часть СССР). 2 Особый цинизм , видимо, заметен здесь Дмитрию Александровичу потому, что все перечисленные города получили особую известность как центры антиимперского сопротивления. 3 Древнеегипетская легенда гласит, что мир окончится с улыбкой сфинкса. Завоевавшие часть Египта наполеоновские солдаты расстреляли из пушек лицо сфинкса, чтобы он не сумел улыбнуться никогда, предполагая, что этим даруют миру жизнь вечную. 5. Книга Памяти
- Кто ваш хозяин?
спросил Сайм, не
шелохнувшись.
- Мне сказали,
почтительно отвечал
слуга, - что вам известно
его имя.
Гилберт К. Честертон,
?Человек, который был
Четвергом?
Я потратил остатки своей стипендии на такси до института. Шофер с усмешкой следил, как я наскребал нужную сумму.
- Что, студент, кончились бабки?
- У меня не бабки кончились, - я сдерживался, чтобы не дать ему в его наглую откормленную рожу,- У меня жизнь кончилась. Понял?
- Телка, что ли, разлюбила?
- Она меня и не любила никогда, - я был занят тем, что подсчитывал мелочь.
- Это бывает. Ты смотри, не горячись. А то крыша поедет, и будешь ты вон в том доме отлеживаться. Знаешь, что там? - он показывал мне шехтелевский особняк, склоняясь через сиденье.
- Тоже мне, секрет нашел! Работаю я там, понятно? - кажется, денег хватало.
- Ну тогда тебе повезло. Значит, у тебя уже все поехало, у чего колеса есть. Ты не старайся, давай, сколько нашел, - он забрал у меня все, что я успел вытянуть из кошелька, - Давай, давай, слышал, знаю... Мне неприятности не нужны.
И он уехал, даже не пересчитав деньги.
Рабочие во дворе института распиливали рухнувший тополь, ползая по стволу, как муравьи по травинке. Отпиленные ветви падали вниз с сухим треском, разламываясь о старую мостовую. Я остановился, сочувствуя погибшему дереву.
Собственно, никакой моей вины в гибели тополя не было, но непонятный страх мучал меня, пока я смотрел на то, как расчленяют этот огромный труп.
Я пересек парк, вошел в здание и остановился около двери кабинета доктора Шепелева.
Важно было понять - как войти. Неожиданно я понял, что бояться мне нечего, прятаться незачем, что только я здесь хозяин, я почувствовал восторг вышедшей из под контроля шестеренки, и без стука
