выедало кислотой, сквозь мутную пелену я видел, как на крыльце появился еще один человек. Ростом не уступает, только пошире да одет проще…
– Сергей, – прошептал я. На глаза навернулись слезы, я почему-то ощутил к нему горячую благодарность, хотя кто он мне, помимо того, что просто его знаю?
Я пытался заставить себя двигаться быстрее, но обе ноги тащились за мной, похожие на колоды для рубки мяса. Сергей рассматривал меня тоже придирчиво, словно увидел впервые. Впрочем, таким он в самом деле видит впервые.
Я спросил с сильно бьющимся сердцем:
– А что… Козаровский?
Глаза Сергея показались мне такого цвета, как у самого Козаровского. И смотрит так же цепко, изучающе. Спросил неожиданно:
– Козаровский? Какой Козаровский?
– Шеф службы безопасности, – пробормотал я. – Он же…
Сергей долго молчал, я застыл в страшном ожидании. Если Козаровский уже все захватил, то Сергей и другие служат теперь ему… Правда, говорил я с Кононом, но то было давно, все могло перемениться.
Каменные губы Сергея дрогнули в скупой усмешке.
– Баймер… ты гений с программами, но дитя в играх взрослых. Настоящим шефом безопасности всегда был я.
Меня отшатнуло. Горло пересохло, оттуда едва-едва прохрипело:
– Ты?
– Я.
– Но, Козаровский… полковник КГБ…
– Баймер, я когда-то был… слесарем в здании КГБ. Понял? А наш Конон был секретарем обкома партии. Слышал о соотношении сил партии и всяких там госбезопасностей? Иди, там тебя уже ждет шеф.
Я спросил писклявым от страха голосом:
– А как… он?
– В ярости, – ответил честно Сергей.
Коридор шатался, стены двигались, будто я шел по особняку чилийского наркобарона во время землетрясения. Я слышал треск своих костей под ударами молотка, а на стены брызгала кровь из порванных сосудов.
Дважды мимо проходили упругим шагом крепкие молодые мужчины, хорошо одетые, накачанные. У некоторых шевелились губы, но я не видел, чтобы они держали в руках сотовые телефоны.
Навстречу по коридору шли трое. Двое, завидев меня, сразу начали выдвигаться, но тот, что посредине, вскинул руку:
– Тихо, ребята. Это ко мне.
Я остановился, жалкий, как вытащенный из воды бобер. Из меня пролепетал трусливый голос:
– Здравствуйте, Илья Юрьевич…
– Виделись, – буркнул Конон. – Вы, ребята, идите на улицу. Больше никого не ждем, ясно?
Бравые парни, даже не парни, а настоящие натренированные мужчины средних лет, я сразу ощутил ауру высокого интеллекта и навыков меткой стрельбы, молча и слаженно пошли к выходу.
– Только одно, – взмолился я. – Что с Вероникой?
Конон хлестнул по мне ненавидящим взглядом. Челюсти сжались, мгновение он растирал меня тяжелым взглядом, как массивный каток пластмассовый пакет с молоком. Из груди вырвался полурык-полувздох. Затем плечи опустились, лицо постарело, морщины стали глубже.
– Мне шестьдесят, – сказал он тяжело, – а ей… девятнадцать. Рано или поздно… Конечно, хотелось бы, чтобы это случилось как можно позже. Вообще, чтобы я этого не увидел. Как-нибудь потом, после… С другой стороны, по-мужски ли заставлять ее выводить меня под руку на прогулку? Подавать палочку?.. Закрывать глаза? Нет, лучше уж так…
Я ощутил, что слезы наворачиваются на мои глаза. Он стареет, на глазах стареет. Я еще долго буду молодым, а вот он…
– Она будет вас любить, – прошептал я. – Она будет вас любить… всегда.
Он кивнул.
– Теперь – да. Но… закончим на этом. Давай о деле. Тебя решено пригласить к участию еще в одной… байме.
Я вытер слезы, Конон смотрел с жесткой улыбкой. Он показался мне атаманом разбойников, который ушел в мудрецы, все познал, все осознал, вышел в мир нести истину… но решил еще разок то ли уйти в загул, то ли ограбить царский дворец.
– Меня? – прошептал я. – Мне показалось, что после случившегося… вы меня в порошок…
– Сотру, – пообещал он. – Но позже. А может быть, и не сотру. Там видно будет. Все-таки от какого лакомого куска отказался… Ты готов?
Я развел руками, пробормотал:
