Асмунд придвинул ему кубок, заботливо наполнил. Рюрик раздраженно отодвинул, спросил Олега:
– Чем опасные?
– Если объединить славянские племена, то образуется новый народ! Как в свое время слились воедино скифы и славяне, так должен будет слиться и ряд племен, которые… слишком разные. Много в характере этого нового народа намешается от трудолюбия сколотов, спокойной отваги славян, безрассудства и удали берендеев, ярости берсеркеров, покорности меря, готовности к риску скифов… В страх вогнало Семерых Тайных именно то, что они не могут понять душу будущего народа, не могут им руководить!
За столом беспокойно поерзал Дир, который доселе не раскрывал рта, сказал опасливо:
– Может быть, они правы? Все-таки Мудрые, хоть и Тайные… Мало ли уже на свете народов? Дерутся, режут друг друга, как овец. Добро бы за дело: из-за славы или чести, а то подумать противно – из-за земли, скота, баб… Тьфу!
Олег развел руками:
– В чем-то этот народ и меня страшит, в чем-то внушает надежду. Я тоже заглядывал в будущее! Ответственность еще в том, что земли нового народа раскинутся на пространства, которые немыслимо вообразить.
– Какие? – спросил Рюрик живо.
– Сравнивать не с чем. Все древние империи – захудалые крестьянские дворики.
– А как далеко ты заглядывал в будущее? – спросил Рюрик жадно.
– На тысячу лет, – ответил Олег во внезапно наступившей тишине. – Их земли все ширились.
Долго молчали, наконец Асмунд с грохотом ударил кулаком по столу:
– Понимаю, почему тревожились Тайные!
Олег поднялся, поправил широкий пояс. Голос прозвучал мрачно, хотя Олег старался придать ему спокойный оттенок:
– Завтра утром уеду. Вас оставят в покое, покушений не будет… если вы и далее пребудете на этих землях. Чтобы произошло объединение славянских племен, чтобы образовалось новое государство, нужно, чтобы Рюрик прибыл в Новгород и принял княжение!
Он поклонился и ушел в полном молчании.
Рано утром в горницу, где расположился Олег, вошел Рюрик. Князь за ночь еще побледнел, осунулся. Он раздраженно взглянул на полуголую Гульчу. Она томно выгибала спину, потягивалась, выпячивая и без того торчащую грудь.
– Святой отец, я бы хотел переговорить наедине.
– Это послушница, – ответил Олег. Сердце его колотилось, он опустил голову, притворно вздохнул. – Она ничего никому не передаст.
Рюрик с сомнением осмотрел Гульчу. Та в самый последний момент удержалась, не показала молодому князю язык. Рюрик махнул рукой:
– Ладно… Я не запомнил, что ты говорил о моем будущем.
– Я вообще не говорил.
– Так скажи!
Олег заговорил скучным голосом дешевого базарного гадальщика:
– Проживешь на Рюгене в богатстве и довольстве. Под конец твоей долгой жизни признают королем. Будет полно внуков, увидишь правнуков. Соседи будут чтить, враги – бояться, короли – искать твоей дружбы, в твоем дворце соберутся барды и художники…
Лицо князя осветилось, словно выглянуло из-за туч солнце. Он сказал с радостным недоверием:
– Слишком сладко! Так не бывает. Похожее нагадал один волхв, я его выгнал.
– Зря, – ответил Олег. – Он выуживал монеты, верно, но угадал. Я могу зреть грядущее, помни!
– Святой отец… Неужели правда?
– До последнего слова.
Огромный, широкий в плечах и тонкий в поясе, как девушка, Рюрик прошелся по горнице, едва не подпрыгивая. Он ударил кулаком по ладони:
– Теперь только жить!.. Что еще надо?.. Кстати, а что бы ждало в Новгороде?
Олег сделал вид, что не услышал, толкнул Гульчу в спину:
– Пора седлать. Лучше выезжать пораньше.
Гульча вышла, неплотно притворив дверь. В коридоре раздался грубый голос, что-то негодующе сказала Гульча, донесся перестук ее каблучков – даже в нем слышалось ее недовольство и раздражение. Рюрик повторил нетерпеливо:
– Что ждет в Новгороде?.. Впрочем, даже если корона базилевса, как называют греки императора, то не поеду все равно!
– Те греки все еще зовут себя римлянами.
– А мы их – ромеями, – согласился Рюрик. – Ты опять не ответил!
– Зачем? Ты ведь не едешь?