улице, то на него ежесекундно обрушивается лавина разнообразнейшей информации вывески, реклама, надписи, калейдоскоп всевозможных машин и по-разному одетых людей, памятники архитектуры и супермодерновые здания, он видит одновременно великое множество лиц: старых, молодых, детских, видит противоположную сторону улицы, и видит то, что делается на противоположной стороне, видит и далеко вперед, видит и далеко в стороны...
Он шел по городу, ничего этого не видя и понимая с горечью, что не видит. Мир вокруг был таинственным и странноватым. Откуда-то выныривали огромные разноцветные огни: расплываясь, они превращались в призрачные мерцающие сферы, но цвета оставались прежние, так что переходить улицу он умудрялся правильно, разве что иногда сталкивался со встречным потоком. Из пестрой, струящейся во все стороны массы отделялись фигуры людей: если проходили совсем близко - успевал увидеть лица совсем юных девушек.
В магазины он заходил лишь за самым необходимым. Сдачу брал рассеянно, никогда не пересчитывал, но клал в свободный карман, чтобы дома пересчитать. Если обсчитали, то в следующий раз пойдет в другой гастроном.
И все же пытался жить нормальной жизнью. Не однажды с мужеством отчаяния задавливая в себе застенчивость, научился заговаривать с девушками в городском транспорте. Прижаты друг к другу, видит ее лицо хорошо, а остальные пассажиры где-то за расплывчатым туманом... Назначал свидания, тщательно выбирая место встречи, чтобы - упаси бог! - не на обширной площади, а тоже на узкой площадке. Он ее не найдет, а она подойти не догадается.
Такие случаи уже были, и он, сгорая со стыда, поспешно покидал место встречи, предполагая, что она уже находится поблизости и с недоумением наблюдает за тем, как он топчется на месте, хотя уже несколько раз взглянул на нее и дважды встретился с ней глазами...
Он выглядел напористым, ибо сразу после встречи приглашал к себе или напрашивался в гости, хотя он всего-навсего искал минимальное убежище. У себя в комнатке знал все до мелочей, у нее освоится быстро: все квартиры, в принципе, одинаковы.
Да, конечно же, пробовал и чудо-капли, и гимнастику глаз, и даже йогу. Шарлатаны и на нем заработали, пока он не понял, что острота зрения зависит только от формы глазного яблока. Как одни вырастают высокими и длиннорукими, а другие - толстыми коротышками, как у одних длинные носы, а у других вместо носа пуговки, так и глазное яблоко вырастает у кого вытянутым, от чего зависит дальнозоркость, у кого сплюснутым, эти обречены на близорукость, а те, у кого строго круглое, у тех зрение нормальное...
От кафе напротив, куда они нацелились было зайти, странно повеяло холодом. По коже забегали мурашки, в желудке нехорошо кольнуло.
- Пойдем дальше, - запинаясь, предложил он. - На углу 'Медвежонок', там хорошее мороженое...
Она покосилась с недоумением, но смолчала. Мороженое и здесь великолепное, к тому же даже на улицу рвется ритмичная музыка: в кафе уже две недели старается вовсю свой вокально-инструментальный ансамбль.
Он и сам пожалел, что поддался непонятному импульсу и миновал кафе, но отступать было поздно: они уже прошли мимо. От Оли хорошо пахло свежестью, настолько волнующей, что явно куплена за жабьи шкурки, своя парфюмерия делает запахи погрубее, проще.
Калека, подумал он со злобной горечью. Природа вообще-то старается возместить потерю одного органа усилением другого: у слепых сильнее развивается слух, у прикованных к постели - мозги... Вон лихой рубака-комсомолец, если бы ему не перебили позвоночник, то в лучшем случае стал бы секретарем райкома, а так поневоле научился писать, создал бессмертную 'Как закалялась сталь', а два храбрых рыцаря, которым в битве отрубили одному руку, а другому ногу, после чего сражаться уже не могли, а сила вроде бы искала выхода, тоже показали себя в непривычном ранее деле: один написал 'Дон Кихота', другой создал орден рыцарей Иисуса, названный в просторечии иезуитским... А тут что? Ничего...
В кафе 'Мороженое' они выбрали столик подальше от входа, Оля села так, чтобы видеть как можно больше, и чтоб ее видели, в кафе много статных парней, а он опустился спиной к окну. Понятно, чтобы Оле дать возможность обзора, по крайней мере пусть думает так. А самому нужно уткнуть глаза в вазочку с мороженым, похваливать, делать вид, что не можешь оторвать глаз, разве что посматривать на Олю с удовольствием, говорить что-нибудь приятное, а потом сразу же снова на розовую горку мороженого...
По ту сторону витрины раздался пронзительный скрип тормозов, глухой удар. Оля подпрыгнула, глаза стали огромные:
- Ого! Авария? Еще чуть - и влетели бы сюда. Как в боевиках - через витрину!
Он поежился, только бы не позвала выйти посмотреть, сказал торопливо:
- Да нет, какая авария... Все обошлось. Да и далеко это было... На той стороне шоссе, а там шестирядное...
- Ну да, - сказала она недоверчиво, - обошлось! Ты же слышал, как грохнуло!
- Грузовик с разгону задел мачту, - сказал он быстро. - МАЗ, самосвал... У него борта железные, потому так звякнуло. Никто не пострадал, там уже все расходятся.
Она покачала головой, а когда выскочившие посетители стали возвращаться к своим столам, спросила кокетливо:
- Молодой человек, что там случилось ужасное?
Парень задержался возле их столика, смерил взглядом Павла, потом широко улыбнулся ей:
- Повезло дурню! Еще бы на миллиметр влево - наломали бы дров... А так только чиркнул бортом по столбу, унесся... Далеко не уйдет, менты уже передали приметы по радио...
Он кивнул, пошел дальше, а Оля, оглянувшись на Павла, спросила быстро:
- Грузовик?
- Да, - бросил тот, снова оглянувшись на Павла. - Если бы легковушка, то крышка бы...
Оля спросила быстро:
- Это был МАЗ?
- МАЗ, - ответил парень уважительно. - Как вы по слуху... В автосервисе работаете?
Он опустился за свой стол, а Оля обратила свои ясные глаза на Павла:
- Здорово ты... У тебя музыкальный слух и абсолютная память! Ты мне не говорил.
- А я сам не знал, - пробормотал он.
- Тогда это у тебя развилось недавно? - оживилась она. - Впервые такое слышу. А что у тебя есть еще за способности? Ну давай, рассказывай. У нас вчера на занятиях рассказывали...
Он чувствовал, как в ее розово-лиловом облике заблистали темные искорки. Запахло паленой шерстью. И хотя знал, что такого запаха сейчас нет, этот запах идет от мыслей, хотя такое сказать - признаться в сумасшествии, но запах этот ощущал ясно. В нем начала вздрагивать какая-то жилка, в висках больно запульсировала непривычно горячая кровь.
- Нет, ты не на занятиях была, - сказал он медленно.
Она широко распахнула глаза, большие и невинные:
- Откуда ты взял?
- Вижу.
- Ишь, какой глазастый! - ее пухлые губы изогнулись в усмешке. - Нет, я была на занятиях. Две пары отсидела на физике.
- Ты была с Леонидом.
В ее глазах метнулись удивление и растерянность. Он чувствовал, как горячая кровь шумит в голове с такой мощью, что едва услышал свой голос:
- Он был в серой тройке, уже немного навеселе... На папином 'Мерседесе', хотя ему подарили новенькие 'Жигули'. Хорошо покатались?
Она натянуто рассмеялась:
- Шпионил, значит?.. Да, конспирация у Леонида хромает. Но у нас ничего не было. Мы просто сорвались с занятий. Ему бы тоже влетело, у него родители строгие.
Он промолчал, потому что ее лицо странно менялось в цвете, и это был не тот цвет, который видишь глазами. В молчании доели мороженое, а когда вышли на улицу, Оля проговорила резче:
- А с какой стати ты все-таки шпионишь?
