– Не знаю, – ответил Кленок, но, увидев, как еще больше омрачилось лицо любимого воеводы, добавил торопливо: – Там все по-прежнему, только тцарица вроде бы совсем плоха.
Ему показалось, что воевода вздрогнул. После паузы, когда слышен был только стук копыт и свист встречного ветра, голос воеводы прозвучал совсем печально:
– Да, тцарица сильно смягчала нрав нашего светлого…
Кленок ощутил, как недобрый холод внезапно начал пробирать до костей. Губы задрожали, а голос сорвался:
– И что теперь? Неужели нрав Его Величества изменится?
– Узнаем, – ответил воевода несчастливо.
Дальше скакали в молчании, так же пронеслись и в раскрытые ворота. Не останавливались, пока не ворвались в тцарский двор, привязали коней, и только на крыльце Рагнар остановил молодого воина:
– Дальше я один.
– Но он велел…
– Останься, – сказал Рагнар мягче. – Кто знает, что на уме этого…
Он не договорил, но Кленок понял, что герой просто хочет уберечь его от внезапного приступа гнева, что может случиться с тцаром от сильного горя. Сердце переполнилось горячей благодарностью, а в глазах защипало. Он смотрел в удаляющуюся спину с пламенной любовью, молча давая себе клятву отдать жизнь за этого благороднейшего из людей, когда тому потребуется.
А Рагнар вошел в покои быстрым шагом воина, который умеет быть быстрым, не выказывая суетливой торопливости. Тцар, уже одетый, возился с замком одной из скрынь, что стояли у него в личных покоях. Обернулся как ужаленный:
– Ты?.. Что подкрадываешься?
– Торопился, – пробормотал Рагнар, на самом же деле топал, как конь, еще и половицы визжали, будто с них сдирали шкуру. – Что изволишь, пресветлый тцар?
Тцар смотрел на него глазами, полными слез. Рагнар, чувствуя неладное, опустился на колени:
– Если в чем провинился, прости! Только боги не делают ошибок.
– Вставай, – бросил тцар измученным голосом.
Рагнар покачал головой:
– Я знаю, ты никого не зовешь ночью просто так. Я вижу, какое у тебя лицо. Что случилось? Я догадываюсь, что у меня один выход – в пыточный подвал…
Тцар сказал раздраженно:
– Да встань же!
Рагнар сказал упрямо, чувствуя, как страх стиснул уже не только сердце, но и внутренности:
– Скажи хоть, в чем моя вина?
– Да не обвиняю тебя, дурак!
– Но тцар… Ты никого не вызывал так внезапно, среди ночи…
Тцар гаркнул, выпучив глаза и раздувая ноздри:
– Тебя в самом деле туда сейчас поволокут, если не встанешь!
Рагнар поспешно поднялся, но голос держал униженным:
– Я не знаю причины твоего гнева. В чем я виноват, скажи…
Тцар заорал, вскинув кулаки:
– Что за дурак! Клянусь тебе всеми богами, что ни в чем тебя не обвиняю. А если и виноват ты в чем, то клянусь опять же всем святым на свете, клятвой Кибелла клянусь, что волос с твоей головы не упадет по моей воле, пальцем тебя не трону! И никогда ничем на тебя не посягну, вреда не причиню! Вот прямо перед алтарем Кибелла клянусь, что пусть меня он живого утащит и на том свете каждый день на кол сажают, если нарушу слово!.. А если вздумаю хоть слово тебе сказать худое, то пусть мой язык Кибелл тут же и выдерет! Теперь доволен?
Рагнар перевел дыхание, пусть лучше сочтут дураком, чем опасным для трона, голос его все еще подрагивал:
– Тогда… зачем?
– Дело тайное, Рагнар. Только ты да я должны знать, понял? Поклянись.
– Клянусь, – сказал Рагнар поспешно. – Я и без клятвы всей душой… Но клянусь всем на свете… А что за дело?
Тцар откинул крышку скрыни, достал оттуда и бросил в лицо воеводе белую одежду:
– Одевайся!
Сам он вытащил такую же точно, встряхнул брезгливо, и пока Рагнар рассматривал странную одежку, быстро напялил поверх своих тцарских одежд. Только теперь воевода признал длинную одежду волхвов, нелепую для жизни, с непомерно длинными широкими рукавами, чехлом для головы, а полы почти подметают землю.
– Да одевайся же, – прошипел тцар. – Тцарица просила исполнить ее последнюю волю. Мол, чтобы я прислал к ней Верховного Волхва, дабы она могла очиститься от преступлений… какие преступления у такой
