Он насторожился, ибо из башни вышли трое уверенных в себе молодых мужиков, нагловатых, как бывают наглыми холопы только сильных хозяев, которые ни перед кем не гнутся.
Все трое шли плечо в плечо, Олег прижался к забору, но один, самый низкорослый, но толстый, как молодой бычок, все равно притер к кольям, а потом еще и оглянулся:
– Ах, ты еще и пихаться?
– Ребята, – сказал Олег тоскливо, – у вас впереди корчма, там и погуляете. И подеретесь всласть. Мне не до того. Пустите…
Двое уже прошли, нетерпеливо оглядывались, а этот, которому покуражиться было невтерпеж, до корчмы еще дойти, заорал ликующе:
– Ах ты ж морда неумытая!.. Лось рогатый!.. Кабан худосочный!.. А ну, снимай свое тряпье!
Олег спросил тихо:
– И что ты с ним будешь делать? Наденешь?
– Ах, – вскрикнул мужик радостно, – он еще и дразнится! Ты дальше пойдешь голым, вот что!
Он выхватил из-за пазухи длинный нож, которым на кухне обычно разделывают рыбу. Движение было быстрым, привычным, даже пригнулся так и развел руки слаженно и ловко, явно уже не раз пугал прохожих.
Двое других нетерпеливо ждали. Олег со злостью смотрел на нож в его руке. Из глубин груди поднималась тяжелая черная злость. Мужика понять можно: всяк недолюбливает того, кто выше ростом, шире в плечах, а когда можно побить такого, то потом и лебеда покажется сладким мясом, и все болезни пройдут, и даже горбатая спина выпрямится.
Олег все это понимал, но и ему не сто лет, когда понять – значит, простить, сам говорил его учитель Боромир. Он не узнал свой голос, тяжелый и полный ненависти:
– У тебя в руке нож… Ты можешь им ранить.
Тот захохотал:
– Ты прав. Еще как ранить! И я это собираюсь сделать.
Олег сказал сдавленно, глаза его не отрывались от блестящего лезвия:
– Кто собирается ранить другого, должен быть готов к тому, что ему сломают руку с ножом. Ты готов?
Мужик оскалил зубы:
– Ах ты еще шуточки умеешь? Попробуй сломай.
– Скажем, – проговорил Олег медленно, – сломаю… Да, сломаю…
Блеснуло лезвие. Холоп был быстр, очень быстр. Если бы Олег родился не в лесу, а в этом городе, то нож бы вонзился под левое ребро, а длинное узкое лезвие вошло бы в сердце.
Его пальцы перехватили запястье. Он с наслаждением услышал хруст костей. Сдавил без нужды еще, чувствуя, как в ладонь брызнуло мокрым и горячим, перехватил другой рукой, заломил. Холоп выгнулся с криком, побелел, привстал на цыпочки. Пальцы бессильно разжались, нож выпал и звонко ударился о твердую землю.
– Поздно, – процедил Олег с торжеством. – Поздно!
Кость затрещала, острые обломки прорвали белую плоть, края высунулись, быстро наполняясь кровью. Молодой холоп закричал от боли и ужаса, никто никогда не видел, чтобы руку ломали так холодно и спокойно.
Олег перехватил чуть выше, снова треск, кровь брызнула тонкими струйками, а когда отпустил, холоп, шатаясь, попятился, держа сломанную руку на весу, подвывая от ужаса. Кровь хлестала, чвиркала тонкими струйками. На земле оставались кривые красные, быстро темнеющие полоски.
Мужики, что было бросились на помощь, замерли, словно налетели с разбегу на незримую стену. Олег оскалил зубы, оба тут же попятились. Лица их стали белее мела. «Черт, что же у меня с лицом?» – успел подумать он, стараясь погасить нелепую и стыдную для мудреца ярость.
– Как хорошо, – сказал он сквозь стиснутые зубы, – что вы не такие… Или такие?
У одного стучали зубы так, что слышно и за забором, а второй пролепетал жалко:
– Нет-нет, не такие!.. Мы две недели без отдыха… не разгибая спин… без бражки и баб… вот хозяин отпустил…
– И я отпускаю, – ответил Олег.
Он отвернулся, постучал в массивную дверь. Слышно было, как искалеченного подхватили, бегом не то унесли, не то уволокли. Крики и причитания удалились и стихли. Он прислушался, постучал снова. Когда не ответили, начал настойчиво колотить ногой. Звуки были глухие, тут же гасли, тонули в толстых бревнах.
Он чувствовал, как, все еще не остыв от нелепой стычки, снова начинает злиться. Должны бы заметить, иначе как приходят зеленщики, молочники? В такой башне колдун не один! Он уже ругался в голос, когда наконец с той стороны послышались размеренные шаги. Кто-то неспешно топал подкованными сапогами по каменным плитам.
С той стороны двери прорычал такой грубый голос, что Олег сразу, как наяву, увидел поперек себя шире мордоворота, в кожаной шапке, кожаных доспехах и в портках из толстой бычьей кожи.
– Кто там?
– Странник, – ответил Олег смиренно.
