– Во граде Китеже, сэр рыцарь.
Томас потряс головой, как собака, выбравшаяся из воды. С него еще текло, но в доспехах вода не плескалась, хотя за панцирем что-то слегка щекотало, запутавшись в мокрой рубахе. Под ногами была лужа, свежеоструганные доски приятно поскрипывали. На стыках блестели янтарные капельки смолы.
– А как же… Мы вроде бы тонули…
– А мы и есть на дне озера, – услышал хладнокровный ответ.
Свет раздражал глаза, Томас прикрыл глаза ладонью. Полупрозрачные фигуры одна за другой исчезли, словно растворились в слепящем свете, зато запахи стали еще сильнее. В потускневшем мире Томас наконец сумел рассмотреть свое окружение.
Он был в залитой радостным солнечным светом палате. Стены были простые, рубленые, от них пахло живицей. Вообще воздух, к удивлению Томаса, был пропитан ароматом березового сока, запахом лесных цветов, клевера, будто они были не на дне, а на лесной поляне. И весь терем, если это был терем, выглядел так, будто его срубили только вчера.
В палате нет окон, своды высоки, но свет льется прямо из стен, покрытых янтарными капельками, светлых. Палата уходит вдаль, дверь еле видна, но и там светло – без факелов, светильников.
Калика осторожно двигался подле одной из стен, щупал бревна. С всклокоченными рыжими волосами, грязный, пахнущий потом, он резко выделялся в чистом просветленном мире. Странно, это вернуло Томаса с грани безумия на твердый, хотя до сумасшествия чистый пол странного терема.
– Сэр калика… это твои штучки?
Калика огрызнулся:
– Сэр Томас, разве можно быть таким подозрительным?
– Можно, – ответил Томас убежденно. – С тобой все можно. Ты если правду скажешь – все раки перемрут от свиста. Кстати, куда девать этого пескарика?
– Положь, откуда взял.
– Я его…
Он умолк на полуслове. Вокруг дальней двери вспыхнули полоски света, словно по ту сторону полыхал белый огонь, просачиваясь в щели. Затем свет померк: то ли неизвестный ушел, то ли решил пощадить гостей. Затем после долгой паузы дверь распахнулась.
Томас выпрямился, помня, что он благородный рыцарь, умеет и должен держать себя с достоинством. Даже если в руке не меч, а маленькая трепещущая рыбка.
Олег впервые увидел, как надменный рыцарь шагнул вперед и преклонил колено. Не перед прекрасной дамой. Перед ними остановились три старца. В белых одеждах, сами белые, как голуби, с падающими на плечи белыми, как снег, волосами, длинными бородами до пояса. Даже лица их были бледными, давно не видевшими солнца.
Олег ощутил невольную дрожь, встретившись с их глазами. В них было слишком много мудрости, а мудрость несет в себе слишком много горя. Глаза были понимающими, скорбными, вопрошающими в муке: а ты что-то сумел?
– Дивное свершилось, – проговорил первый старец; голос был слаб, но исполнен внутренней силы. – Сюда нельзя попасть извне… Кто вы, что сумели проникнуть в наш зачарованный град?
Томас поднялся, учтиво поклонился снова:
– Благородные… э-э-э… благородные! Меня зовут Томас Мальтон из Гисленда, я простой странствующий рыцарь, сейчас в своем квесте. Я был уверен, что это вы спасли нас от рук злобных врагов…
Он с недоумением развел руками. Передний старец спросил, в то время как два других только изучающе и с немалым изумлением смотрели на закованного в железо рыцаря:
– Простой не сумел бы попасть сюда.
Томас виновато развел руками:
– Я, конечно, не простой, я – благородный рыцарь, но во мне в самом деле нет ничего необыкновенного. Ну, такого, что могло бы отворить чужие двери. Гм… может быть, мой сотоварищ что-то скажет? Он может, он многое может.
Взоры всех обратились на Олега. Он пристально всмотрелся в старца, сказал внезапно севшим голосом:
– Здравствуй… дедушка Панас.
Старцы не удивились, это Томас даже подпрыгнул, смотрел дико, затем – подозрительно. Старец спросил колеблющимся голосом:
– Кто ты, идущий в волчьей шкуре?
– Волхв.
– Значит, по праву… Но даже волхв не может знать наших имен.
Томас потрясенно смотрел на всегда угрюмого и желчно ироничного калику. В зеленых глазах заблестели слезы, а суровое лицо размякло, кривилось, словно калика удерживался от плача.
– Да, дедушка, – прошептал он, – никакой волхв этого не может…
Он упал на колени перед старцем, тот медленно опустил ладонь на всклокоченные волосы, с опаской погладил рыжие, давно не чесанные пряди. Томас видел, как пальцы старца оживали, трогали голову Олега, опустились ниже, ощупали лицо, глаза, брови.
– Олешек?