Со страшным ревом он потянул огромные лапы к застывшей в ужасе группке людей. Томас выронил меч, прижал к груди Яру. В другой руке все еще сжимал чашу.
Олег вскинул руки, воскликнул что-то, потонувшее в грохоте. Грянул гром, блеснула слепящая молния. Не погасла, а лишь умерила нестерпимый блеск. Из сияния раздался негромкий, молодой, но очень усталый голос:
– Не дам.
Загремело так, что зашатались камни. Нечеловеческий голос древнего бога Тарана проревел страшно:
– Это моя добыча!
– Твоя, – согласился голос, – но не вся. Только король.
– Почему? Они чужие тебе!
– Зато эта чаша под моей защитой. Как и мои дети, что несут ее…
– Почему только король?
– Взявший меч да погибнет от меча! Идущий за шерстью да вернется стриженым…
Зверобог взревел в ярости. Чудовищная лапа опустилась, люди стояли, как вмороженные в лед. Огромные пальцы, каждое с бревно, схватили короля. Он завизжал – рука начала подниматься, затем захрустело, хлопнуло, на плиты брызнули струи крови. Снова прогремел хохот, уже удаляющийся. Под сводами просветлело, стали видны поперечные балки.
Сияние быстро меркло. Олег закричал могучим голосом:
– Таргитай, спасибо, что явился, хотя я звал не тебя!
– Ты еще не знаешь, что у вас впереди…
– Знаю, не отлежимся. Но ты чего явился?
Голос прогремел медленный и смертельно усталый:
– Если ты сам, ковавший чашу, почему-то не берешься ее защитить… Все-таки тут двое моих детей…
Олег вытаращил глаза:
– Так Томас тоже?.. Из какой же он ветви… Ах да, в нем кровь Гота! Понятно. Ну как тебе там, наверху?
Голос сказал с иронией:
– Меняемся?
– Ни за какие пряники, – отшатнулся Олег.
– Да знаю, знаю… Все еще творишь царство разума… Или уже что-то другое? Спеши, я так хочу отдохнуть… Смени меня.
Голос смертельно усталого бога отдалился и затих. Теперь потрясенно смотрели на скромного калику. Он развел руками.
– Все боги, старые и новые, весь народ, воины и простолюдины, все на стороне сэра Томаса. Даже погода, тьфу-тьфу, не сглазить бы… Так что подумайте о выборах нового короля. Такого, который был бы популярен среди рыцарей, менестрелей – от них зависит многое, – торговцев.
Маздон внезапно выбросил вперед сжатые кулаки. Из них вырвались два слепящих луча. Воздух вспыхивал и сгорал вместе с ночными бабочками и летучими мышами. Один луч задел столб, там зашипело, взвилось облачко пара. Камень оплавился и потек, как темный воск.
Голос Маздона был полон ненависти:
– А этого ты не ждал?
Олег отпрыгнул, крикнул:
– Но ведь… устав запрещает магию!
– Семерым Тайным позволено отныне все!
Олег пригнулся, всесжигающий луч чиркнул над головой по каменной глыбе. Пахнуло жаром, запах горелого камня странно напоминал запах горящего человеческого мяса.
– Значит… ты предал… даже своих.
Краем глаза он увидел Томаса, что мчался к ним с разинутым в крике ртом. В руке рыцаря блистал меч Англа, другой рукой прижимал к груди чашу. Яра конечно же поняла, куда он бросился, побледнела, с воплем кинулась следом.
Маздон резко повернулся, ослепляющий луч прорезал воздух и ударил в бегущего рыцаря. Томас даже не остановился, только вскрикнул яростно, добежал и обрушил на врага страшное лезвие.
Лицо Тайного в последний миг выражало только безмерное удивление. Томас ударил слишком торопливо – спасал друга, потому лезвие, срубив ухо главного врага, глубоко врубилось в плечо. Маздон повалился, кровь брызнула ручьем. Томас уперся ногой, выдернул меч.
Тайный бился в луже крови, приподнялся с трудом. Белые от боли глаза отыскали неподвижную Яру.
– Ты… ты из спящих? Пришло время!
Яра медленно покачала головой. Глаза ее были полны сочувствия.
