На третий день он прохрипел, не открывая глаз:
– Теперь знают…
– Что? – спросила Лиска быстро.
Олег долго молчал, левая щека дергалась, словно у коня, отгоняющего слепня. Прохрипел совсем тихо:
– Когда мы защитились чародейством, послали магов…
– Защитились? – спросил Мрак язвительно. – Если бы зверь не погнался за добычей пожирнее, помогло бы кудесничество!
Таргитай торопливо вытряхнул мешок Олега на землю.
– Чем тебя подлечить?.. Маги вот-вот прискачут, а ты спишь!
– Свари траву… – прошептал Олег, голос оборвался, голова откинулась, лицо залила смертельная бледность. Мрак вздохнул:
– Свари дурню травы. Если поест – еще свари.
– А какой? Тут разные.
– Вари все. Все одно хана, если не встанет.
Сердобольные хозяева одолжили горшок, Таргитай сварил. Вместе с Лиской напоили волхва. Его вывернуло, словно снова летел на краденом ковре. Долго лежал обессиленный, бледный как смерть. Лиска, чуть не плача, подложила под спину и бока мешки с сеном, разложила перед ним обереги.
Мрак кивком позвал Таргитая, а волхва напутствовал:
– Трудись не покладая рук!
– Но не поднимая зада, – добавил Таргитай сочувствующе.
Олег обессиленно лежал на сеновале, ему казалось, что кости перемололи в мельнице. Сено подсохло, пахло непривычно – в Лесу травы иные, а в Степи пробыл недолго. В этих травах тоже вроде бы лечебная мощь, порой – тревожащая. На досуге выявить бы, это ж добавочная мощь! Он волхв-лекарник, врачеватель недугов, а не потрясатель гор или раскалыватель земли!
Резко потемнело. Внизу в дверном проеме показалась женщина. Лица Олег не рассмотрел, яркий свет полной луны слепил глаза, оставляя ее в тени. Зато лучи словно растворили ее длинную сорочку, четко обрисовав стройную, умело сложенную женскую плоть.
Она молча шагнула в сарай. Олег рассмотрел иссиня-черные волосы, длинные и густые, отливающие синими искорками, как вороново крыло.
Чувствуя неясный страх, приподнялся на локте, охнул от боли. Женщина начала медленно взбираться по лестнице. Олег видел, как подрагивают деревянные концы.
Над краем сеновала поднялась ее голова. Олег застыл, вмороженный в страх. Лицо женщины мучнисто-белое, без кровинки. Губы синие, даже лиловые, а глаза с расширенными зрачками блестят, будто осколки слюды. Двигается медленно, словно во сне. Олег завороженно смотрел на ее тонкую белую шею, распахнутый ворот сарафана, где выпирали вздутые половинки грудей с острыми кончиками. Стан перехвачен толстой веревкой.
Замедленно перенесла ногу с лестницы. На миг мелькнула снежно-белая кожа, будто сейчас зима, а не конец лета, так же неторопливо и не отводя от него взгляда опустилась на колени. Он спросил тонким голосом:
– Кто ты?.. Я тебя раньше не видел. Ты дочь хозяина?
Женщина, глядя неотрывно, потянулась ближе. Бледные пальцы коснулись его груди. Рубашка распахнулась. Олег вздрогнул, ощутив ледяной холод на потной коже. Ее прикосновение было отвратительным и странно приятным.
– Что ты хочешь? – спросил торопливо. – Чего тебе?
Ее тело было холодным, как у рыбы. Страдающий от жара Олег ощутил облегчение, но, освободившись от ее зачаровывающего взгляда, поспешно отстранился:
– Погодь, погодь!.. Застукают, крику не оберешься. Если ты и свободна, то я на короткой веревке.
Она прижималась крепче, у Олега захватило дыхание. Ее руки сильные, как у мужчины, но тело мягкое, сочное, сдобное, словно ветчина из глубокого подвала-подпола.
Ее лиловые губы прошептали едва слышно:
– Я хочу тебя.
– Ты не ошиблась дверью? – промямлил он. – Таргитай за баней… Слышишь, дудит? Ты, наверное, к нему.
Он умолк, задохнувшись, так сильно сжала. Откинув голову, отыскала его взгляд, как Олег ни выворачивал голову. По его телу пробежала дрожь. Ее пугающие черные зрачки расширились, как лесные озера, где вода всегда темная, дна нет вовсе, оттуда тянуло желанным холодом. Жар начал оставлять его тело. Обручи, сжимающие голову, исчезли, а тупые удары в черепе, где с утра колотили молотами, затихли.
Снова ощутил себя в родном Лесу, прохладном и уютном. Вот так же когда-то шел, мороз был лютый, он остановился отдохнуть, присел, такое же странное тепло охватило после долгого мороза…
В гаснущем сознании мелькнуло тревожное: замерзающие всегда чувствуют приятное тепло!
Попытался высвободиться, но руки отпихивались чересчур вяло, словно у деревенской девки, что сопротивляется лишь для виду. Женщина отыскала его горячий рот, прильнула. Олег судорожно вздохнул:
