Из глубины тебя в глаза мне смотрят глаза ещё не сбывшегося сына. Во имя этой жизни наши жизни должны бы, знаю, слиться воедино. Во имя этих рук, его ручонок, мои должны бы убивать и строить… Во имя этих глаз ты спрячешь слёзы, хотя без слёз больнее будет втрое. Не надо этого, родная. Пусть нас не держит никакая сила, насильно нас с тобой соединяя. Ни слово, озарённое тобою. Ни то, чего не высказать словами. Ни ливень страсти, прошумевший мимо, ни дрожь твоих ресниц при расставаньи. Я люблю любовь морских скитальцев: поцелуют — и прощай. Обещают возвратиться. Не вернутся, так и знай. Что ни порт, ещё невеста… Манит моря водоверть. Там в постели белой пены на себе их женит смерть. Люблю любовь, где двое делят хлеб, губы и ночлег. Любовь, которая на время, а может — и на век. Любовь — как бунт, назревший в сердце, а не сердечный паралич. Любовь, которая настигнет. Любовь, которой не настичь. Не опоить мне больше свои глаза твоими. Не заживить мне ими пронзительную боль. Но где б я ни был, буду твои глаза я видеть, и боль мою повсюду ты понесёшь с собой. Я был твоим, родная. А ты моей. И значит, отпущено так много любовью нам двоим. Я был твоим, родная. И ты была моею. Другой тебя полюбит. И станет он твоим. Я ухожу в печали. Но я всегда печален. Из края нашей встречи в какой иду я край? Прощай! — мой сын мне шепчет из-под родного сердца. И я шепчу: прощай! © Перевод с испанского С. Гончаренко, 1977
