Четырнадцать километров, которые машина преодолевала за считанные минуты, на широких охотничьих лыжах, найденных по подсказке Насти на чердаке, пришлось вымахивать почти два часа.
Никакого жилья на здешнем болоте, естественно, не было и Хомяк, не останавливаясь, двинулся дальше, к Тосно.
Десять километров по шоссе составляли не менее пятнадцати по руслу, или полтора часа хода. Будущая столица бытовой химии и «крупный железнодорожный узел» ныне обозначивалась тремя длинными высокими избами, над трубами которых курился теплый воздух, временами перемежающийся хлопьями сизого дыма. Как ни хотелось Хомяку познакомиться со своими соседями, но времени на это не оставалось, и он продолжил отмахивать километр за километром по временами потрескивающему льду. Каждый раз в душе зарождался неприятный холодок, но Никита знал, что провалиться под лед на лыжах — это нужно сильно постараться. Тем более, что промоин за середине русла ни разу не встречалось, а значит, лед уже достаточно окреп.
Еще полтора часа — и Тосна повернула на запад. Хомяк остановился под невысоким обрывом, усевшись на положенные рядом лыжи, развязал заплечную котомку и достал проложенную ломтями густой пшенной каши буженину. Холодная еда распарившемуся путнику показалась вкусной вдвойне. Он запил ее чуть теплой медовой водой из спрятанного на груди бурдючка, и снова встал на лыжи.
Километра три-четыре — река повернула обратно на юг, и Никита стал внимательно присматриваться к уходящим вправо ручейкам. Пару раз Хомяк уже почти решался повернуть, но потом все-таки продолжал двигаться дальше.
Отличить Листовку оказалось неожиданно легко: по ширине она немногим уступала самой Тосне. Хомяк с облегчением повернул под скелетоподобные, раскрашенные инеем березовые кроны и еще быстрее задвигал лыжами. За спиной осталось больше шести часов дороги, и день уже подумывал о переходе в сумерки.
Здесь, в густых еловых борах и березовых зарослях, временами неожиданно обрывающихся в широкие замерзшие болота, никаких ориентиров не имелось. Никита двигался по руслу примерно полтора часа, а потом наугад повернул на запад, прямо под садящееся в островерхие вершины солнце.
Трудно даже представить, сколько бездонных топей и вязких ям промелькнуло под лыжами одинокого путника. Наконец стройные высокие сосны, сменившие лиственные рощи, показали, что болота остались позади. Никита продолжал упорно пробиваться вперед, стараясь не смотреть на опускающийся все ниже и ниже ослепительный диск, и начиная подумывать о том, чтобы выбрать место для ночлега.
Внезапно плотный лесной массив прорезала ровная полоса шириной метров в пять. Хомяк остановился, посмотрел налево, направо…
— Эх, весь день против течения иду, — решительно махнул он рукой и повернул направо. Через пару сотен метров русло вывело его к обширному полю, уходящему далеко на север. Судя по тому, насколько оно возвышалось над руслом — это было не очередное болото, а именно поле. Немного впереди на фоне быстро темнеющего неба различался изящный, православный крест. Никита побежал к нему и вскоре вышел к небольшой крепостице, составленной из трех построенных буквой «П» домов.
Утром командующий армией окончательно пришел в себя и в сопровождении епископа и рыцарей, командующих отрядами, направился к Гдову. Захваченных в Закурье лошадей как раз хватило на семерых дворян и даже двух охраняющих епископа воинов. За прошедшие дни земля окончательно промерзла, и лишь подрагивала под ударами копыт, уже не разбрасывая влажные комья и брызги оставшейся под ледяной коркой воды.
В полумиле от города рыцарь изумленно натянул поводья, оглядываясь на священника:
— Вы же говорили, что это всего лишь небольшая крепостица, господин епископ?! Да ее стены вдвое выше Кельнских и втрое выше стен Риги!
— Так оно и есть, господин кавалер, — кивнул тот. — Разве я не предупреждал вас, что в русских землях все нужно умножать на десять? По русским меркам, это всего лишь маленькая пограничная крепостица с гарнизоном из ста стрельцов и небольшим пушкарским нарядом. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я не советовал наступать на язычников мимо Иван-города или Пскова? Вспомните Кельн, умножьте его на десять, и вы поймете, что даже после мора горожане уничтожили бы вашу армию, и после поленились бы отписать о таком пустяке в Москву. До сего дня их удавалось взять только с помощью подкупа и предательства.
— Великий Боже! — покачал головой рыцарь. — Если бы мне удалось разглядеть эти стены вчера… Вы уверены, что их защищает всего сто воинов?
— Это маленькая русская крепостица с гарнизоном из ста стрельцов. Возможно, им помогает еще десяток-другой окрестных сервов, — повторил священник. — Неужели вы разуверились в своих силах?
— Ни на мгновение! — решительно отрезал кавалер Иван. — Просто, если гарнизон слаб до такой степени, нет смысла тратить силы латников на прокладывание контрвалационной линии. Вряд ли они решатся на вылазку против многократно противостоящих сил. Мы можем начать атаку сапой сразу.
Рыцарь тронул коня.
— Господин фон Кетсенворд! Позаботьтесь о том, чтобы в виду крепости, прикрывая сапёров, постоянно находилось не менее двухсот воинов. Для отдыха их можно отводить в селение. Фон Регенбох, барон! Вам придется заняться прокладыванием циркумвалационной линии южнее крепости и севернее селения. Господин епископ!
— Да, господин кавалер? — удивленно вздрогнул священник, не ожидавший получить приказ наравне со всеми.
— Когда в лагерь подвезут припасы порох и чугунные ядра, оставленные в монастыре Кодавера?
— Я предполагал, что лоймы вернутся уже завтра, но мороз оказался неожиданно силен. Сейчас трудно определить, сколько потребуется времени лодкам, чтобы пробиться сквозь лед.
— У нас всего полторы сотни ядер для бомбард, господин епископ. Этого запаса хватит на четыре дня. К пятому дню мы должны получить свежие припасы.
— Может быть, есть смысл начать вязать лестницы?
— Лестницы? — рыцарь выхватил меч. Всадники шарахнулись в стороны, но сын Кетлера всего лишь указал клинком на город: — Вы видите эти стены, господин епископ? Прямые участки между выступающими вперед башнями? Это итальянская оборонительная система. Если приставить к стенам лестницы, фланкирующий огонь из башен снесет их прежде, чем воины успеют помянуть имя Господа! Прогресс современного вооружения сделал использование лестниц бессмысленным уже пару десятков лет. Сами башни фланкированны огнем бомбард со стен. Имея достаточно артиллерии, можно попытаться разрушить одну из башен или обвалить куртину. Тогда пехота не станет задерживаться в зоне досягаемости вражеской картечи, сразу проникая вглубь укреплений. Артиллерия, господин епископ! Нам нужны ядра и порох, а не лестницы!
— Я понял вас, господин кавалер.
Хотя речь молодого командующего временами была чересчур жесткой, священник все равно порадовался тому, что доверил своих воинов в его руки. Готард Кетлер смог дать своему ребенку отличное европейское образование! Если кто и сможет дойти до Новгорода в назначенный час, то только он.
— Вы знаете, что русские пищали бьют вдвое дальше наших бомбард? — не удержался от напоминания священник.
