— Я думаю, — вскинул тот голову, — что Северный Круг существует и начал против нас войну. Мы должны ответить тем же и разгромить его еще раз!
— Какая храбрость, — усмехнулся Славутич. — Но с кем ты собираешься воевать? Мы так. и не узнали, что же входит в этот несчастный Круг.
— Неважно! Нужно собрать все силы, всех колдуний, всех магов, которые находятся под нашим влиянием, и бросить их на север. Пусть перебьют вообще всех, кто только подает признаки магических способностей. Члены Круга неминуемо окажутся среди них.
— Ты воспитал достойного ученика, — покачал головой Славутич. — Настоящий европеец. Но вот ведь незадача: живущие на наших землях маги в большинстве своем воспитаны по-русски. Они никогда не согласятся лить кровь невинных, да еще в таких количествах. Не случалось никогда резни массовой в истории Руси и не случится. Чужие нравы так просто не прививаются. А звать на помощь друзей из земель западных дороговато выйдет. Там Кругов средь колдунов не случалось никогда, там такое не принято. Каждый сам за себя, и все тут. Хочешь помощника заполучить — плати. За идею, за честь, за родину надрываться не станут.
— Не бойся, Славутич, — подал голос Изекиль. — Платить можно не только богатством, но и будущим. А будущего у меня здесь, на Руси, много. Да и ради мести желающих потрудиться тоже изрядно. Не одну тысячу лет все вы, как кость в горле, у нас со своей совестью и правдой сидите. Счетов накопилось изрядно. К тому же я открыл южные рубежи демонам. Там уже сейчас льется кровь ручьями, уже сейчас слетаются туда на потоки мертвой энергии колдуны молодые или оголодавшие. В Чечне, как добрые времена Конкисты, Третьего Рейха и Вьетнама матерей жгут вместе с детьми, стариков выкашивают, как сорную траву, безоружных морят, запытывают до смерти и продают в рабство. И каждый варвар, каждый колдун, вкусивший там крови или вдосталь насытившийся энергией, с радостью встанет под мои знамена — чтобы получать эту кровь и эту энергию еще и еще, пока вся твоя Россия не превратится в моровое поле. По моему приказу через южные рубежи в битву ринутся сотни тысяч уже прикормленных бойцов. А защищать- то земли ваши уже почти некому. Я, когда ты от Северного Круга отвернулся, не только петроградских, я вообще всех магов задавил, кого только найти смог. Вплоть до знахарок на чердаках, вплоть до шаманов в заброшенных чумах. Даже астрологов всех расстрелять повелел. Прямо на их же съезде и порешили голубчиков. Много ли ныне уцелело мастеров, кто хорошо работать против карателей сможет? Твоим воспитанникам нельзя. Ты мне противиться не можешь, клятвой связан. Из земель сибирских и южных без зова Круга Московского никто не приедет. А своих, северных магов пока в Петербурге заметно не было… Есть, догадался! — неожиданно радостно хлопнул себя кулаком в ладонь колдун. — Понял, от кого ты мне глаза отводишь, Славутич! Пустынник мага какого-то поминал, что полиции его помогал арестовывать. Это уже след. Какой-никакой, а след. Колдовской, настоящий. Вот и нашлась ниточка. Теперь не все подряд крушить нужно будет, а лишь несколько самых буйных голов открутить.
— Одинокий глупый мальчишка, — пожал плечами Славутич.
— А мы проверим, — оживился Изекиль. — Недорезанные одиночки уже не раз гробили самые великие предприятия. Найдем настоящего убийцу — глядишь, и не понадобится армий дорогих собирать. Несколькими точными ударами обойдемся. Ну, Великий Унслан, ученик мой достойнейший, настала для тебя пора показать, чему ты смог научиться. Найди мне этого мальчишку. Узнай, кто такой, откуда, что может, чего хочет. И как его на цепь посадить можно. Злой цепной пес всегда дороже дохлой псины стоит. А коли дикарь неисправимый — тогда и истребим. Коли он во всем виноват — хорошо. Нет — придется идти на расходы. Но вольный город Санкт-Петербург мне надоел. Ты слышишь, Славутич? Надоел! Смирись и не мешай!
— Ну, что же, товарищи генералы, — вынув изо рта трубку, начал заседание Верховный главнокомандующий. — Прежде чем планировать действия армии, думаю, нам всем хотелось бы узнать, чем может их обеспечить наша промышленность. Что скажете, товарищ Скрябин?
— Все эвакуированные на Урал заводы ныне развернуты на местах, — поднялся со своего места третий секретарь наркома, — и работают в круглосуточном режиме. За летний период мы подвели под крыши все цеха, и ныне производство больше не зависит от капризов погоды. В настоящий момент продолжается строительство жилья для рабочих, отлажено бесперебойное их снабжение питанием. Если в первый год все наши силы были направлены только собственно на производство, то сейчас мы заняты организацией полноценного отдыха рабочей силы. Хорошо отдохнувший рабочий показывает большую производительность, и только за счет этого мы смогли нарастить выпуск оружия и боеприпасов на одиннадцать процентов. Окончание эвакуации значительно разгрузило дороги, высвободило значительное количество подвижного состава, опытных ремонтных бригад. Я полагаю, что имеющимися силами мы сможем в кратчайшие сроки выстроить рокадную дорогу вдоль всего западного фронта и гарантировать ее бесперебойную работу как минимум до первых оттепелей.
— Рокадная дорога? — удивился Верховный. — Что же, в таком случае все мы должны похлопать нашему Наркомату тяжелой промышленности. Рокадная дорога в прямом смысле этого слова развяжет руки войскам и сделает их мобильными.
— Разрешите? — вытянул Скрябин из пачки заранее приготовленное распоряжение. — Наркомату стало известно, что накануне войны в Самарканде было вскрыто захоронение Тимура с целью восстановления его прижизненного облика. В настоящий момент эти работы закончены, а останки выдающегося государственного деятеля уже который месяц пылятся где-то в Ташкенте на полке мастерской антрополога Герасимова М. М. Между тем, по поверьям мусульман, число которых в Средней Азии весьма велико, вскрытие могилы Железного Хромца и привело к началу войны. Мы предполагаем, что уважительное перезахоронение останков и восстановление усыпальницы поднимет дух суеверных азиатов и вызовет рост производства в этих районах на пятнадцать процентов. В связи с вышеизложенным прошу передать останки тимурида Наркомату тяжелой промышленности для организации похорон.
Просьба третьего секретаря вызвала среди присутствующих веселое оживление.
— Вот уж не думал, что обычные похороны могут отразиться на производстве столь радикальным образом, — покачал головой Сталин. — А не думает ли товарищ Скрябин, что подобный жест явится потаканием суеверию отсталых масс трудящихся?
— В Средней Азии всего семь лет назад удалось справиться с басмачеством, — твердо ответил Славутич. — Там же находится один из центров эвакуации. Я считаю, в такой обстановке лучше пойти на поводу у суеверий, нежели раздражать местное население. К тому же пятнадцать процентов роста стоят одной гробницы. Тем более — признанной достоянием государства.
Скрябин положил заготовленное распоряжение на стол.
— Ну что, товарищи генералы, пожертвуем останками древнего полководца для нужд тяжелой промышленности? — усмехнулся в усы Верховный и сам же решил: — Пожертвуем. Тем более что за пятнадцать процентов роста производства мы потом с товарища Скрябина спросим. У нас на обещания память хорошая…
Верховный обошел стол, вынул из нагрудного кармана френча красный карандаш и размашисто, на половину страницы, наложил резолюцию: «Согласен. И. Сталин».
Огромные залы с натертыми до блеска паркетными по-лами: с высокими, в три человеческих роста, широкими окнами, окаймленными белыми шелковыми занавесами, с золотой лепниной под потолком, расписными плафонами, множеством подсвечников, каминами с мраморными полками — все они пустовали, словно утонув в веках, и оттуда же, из величественного прошлого, доносились неясным эхом имена великих царей и их сподвижников, могучие голоса, отдающие приказы невидимым армиям, нарастающий грохот.
Внезапно все стихло. Послышался похожий на легкий морской прибой шелест, а затем распахнулись двери театрального зала, выпуская в коридоры сотни празднично одетых людей.
Алексей Дикулин сперва весьма целенаправленно повел Лену в сторону буфета, но, увидев внутри относительно небольшого помещения плотную толпу, сник и отвернул в сторону парадного зала на уровне первого яруса.