В зал с мечами наголо влетели трое литовцев, огляделись, ринулись в дальний угол, к шкафам, распахнули, принялись выгребать посуду. Следом вошли князь и боярин. Василий Ярославович выглядел спокойно, но глаза его тут же пробежали по фигуре сына: голова, руки, ноги… Вроде цел.
– Вижу, до нас покончили со схизматиками, – кивнул он. – Пахом, как тут все?
– Славную схватку я ноне наблюдал, батюшка Василий Ярославович, – прижав руку к груди, чуть склонился Белый. – Прости уж, издалека получилось. По-разному мы с новиком в замок вошли.
– И что? – вскинул голову боярин.
– Алексей Васильевич на моих глазах в честном поединке глаз на глаз кавалера Альберта уложил.
– Не может быть! – мотнул головой Иван Крошинский. – Этот юнец?!
– Сам погляди, княже! На помосте над двором крестоносец лежит!
– Это мой сын, княже, – почти одновременно с дядькой произнес боярин, и Крошинский немедленно расшаркался в поклоне:
– Я, конечно же, не сомневаюсь, Василий Ярославович… И ты, юный боярин. Раз кавалера Альберта здесь нет, он, несомненно, сражен. Я всего лишь хотел выразить свое восхищение… Столь юный воин – и сразил такого опытного бойца! Это просто невероятно! Я восхищен, восхищен.
– Не беспокойтесь, князь. Вам ведь не придется проверять его мастерство… – Лисьин, поддавшись порыву, подошел к сыну, обнял его: – Молодец! Витязь!
Литовские холопы тем временем свалили посуду грудой на ковер, ухватились за углы и споро потащили из зала мимо господ. Никто не попытался окликнуть их, схватить, упрекнуть в мародерстве.
– Кровь-то на тебе откуда? – тихо поинтересовался боярин.
– Вон, лучник забрызгал, – кивнул на убитого Андрей. – Теперь не отстирать будет, да?
Василий Ярославович сперва тихо хмыкнул, потом громко захохотал:
– Молодец сынок, молодец! Таким тебя и люблю. Как чуешь себя, новик?
– Чую, мясом жареным пахнет, – ответил Андрей. – А мы два дня жвачку пополам со снегом ели. Обидно.
– Так это я враз организую! – обрадовался Пахом. – Дозволишь, боярин?
– Беги, – кивнул Лисьин. – Аппетита, стало быть, не потерял? Это хорошо, сынок, очень хорошо. Первый бои – он в жизни каждого мужа самый главный. Пока со смертью глазами не встретился, никак не поймешь, человек ты али скот двуногий. На ногах стоять станешь али на коленях ползать и со страху выть. Остальное не так важно. Был бы человек. Коли в тебе душа, как дуб, крепка, любое испытание тебя токмо прочнее сделает, тверже булата, ако дуб мореный. А коли душа, что ольха – она и от простого дождика трухой обратится. Ох, сколько холопов после первой сечи мне в страдники пересажать пришлось…
– Дядюшка! Дорогой! – вбежал в залу юноша лет двадцати в суконной курточке с синими атласными полосками на груди, с разрезами вдоль рукавов и, разумеется, в чулках. – Это ты?!
На заморенного острожника розовощекий паренек никак не походил.
– Здравствуй, племянник, – коротко обнял спасенного родственника князь. – Ты жив? Ты не ранен? Тебя истязали эти проклятые Богом отступники?
– Ты не представляешь, дядя! – замотал головой юноша. – Они не выпускали меня из этой кельи вовсе ни разу, они не давали мне вина, не допускали к обедне! Что ни день, эти негодяи требовали от меня отринуть святой крест и перейти в их веру. Читали мне через дверь Лютера, обещали рыцарство. Это было ужасно, дядя! Когда мы уедем отсюда?
– Потерпи, холопы собирают обоз. Дозволь представить тебе наших родственников из Московии.
Боярин Василий Ярославович Лисьин, брат моей любимой и единственной жены. Это его сын, Андрей Васильевич. Мой племянник Вольфганг.
Юноша склонил голову, изящно изогнул одну руку спереди, другую за спиной.
– Привет, Вольфганг, – кивнул ему Андрей. – Рад знакомству.
– Вы совсем не признаете изящных манер, сударь, – презрительно поджал губы освобожденный паренек.
– Зато он в одиночку свалил Альберта, – тихо сообщил князь.
– Это так непосредственно! – немедленно расплылся в улыбке племянник. – Я всегда восхищался нашими московскими родственниками.
– У вас их много?
– Немало… – переглянулись дядя с племянником. – Брат мой двоюродный под Тверь отъехал. Боярин Крошин. Два дома у него остались: один в Варшаве, один в Вене. Он часто наезжает. Еще брат сводный по материнской линии к родственнику в Белоозеро ездил, да оттуда мужа дочери привез, а также невесту кузену своему в Париж. Оба из рода Воротынских.
– Это те князья Воротынские, что Смоленском володеют? – включился в разговор боярин. – У моей жены дядюшка племяннику супруги Агафью из рода Воротынских сосватал. Кирилл его имя. Кирилл Кольцов, боярин Нижегородский…
Через пять минут у Андрея повисли уши. Дворяне княжества Литовского и Московского увлеченно перебирали ближних и дальних родственников, их предков и семейные связи, детей, сватовство. Где-то через час выяснилось, что несчастный узник приходится боярину Лисьину родственником еще по одной линии, через смоленских дядьев – и они на радостях начали обниматься.
Еще через полчаса явился Пахом с огромным румяным окороком – разговор наконец-то оборвался, родственники занялись едой.
