– Теперича ставим две свечи. Коли на человека глянуть хочешь, его сало нужно, коли будущее узреть – то сало двух мертвецов.
– А где ты его берешь? На кладбище?
– Такие глупцы, как ты, и распускают про меня дурные слухи, – сухо ответил Лютобор. – Зачем кладбище, коли я сало чуть не у каждого, кто приходит, для свечей беру? Опосля держу в туеске, а как узнаю, что помер, в другой перекладываю. Как раз для зеркала. А не помер – иногда и на человечка поглядываю.
Колдун закудахтал.
– За девками?
– У тебя одно токмо на уме. Сюда смотри! Зажгли, теперь призываем: Мара, воительница, вечная правительница, твоя власть над живыми и мертвыми, над ушедшими и порожденными. Из окна черного забери витязя нерожденного, освети путь живой, нынешний день-деньской…
Отражение старика в зеркале плавно разошлось, Андрей увидел себя, вылезающего нагишом из потели.
– Коли привстать, по верху зеркала можно дальше заглянуть. А присесть – через низ в прошлое, до того момента узреешь… – пояснил Лютобор и привстал.
Возникло ощущение, что они вдвоем повисли поверх минувшего дня, воспарили над ним, повисли, как над дорожным полотном, по которому бегут прохожие. Только здесь прохожий был один-единственлый. Он, Зверев.
Вот он спешился у пещеры – волхв немного присел, замедляя бег времени. Юноша быстрым шагом спустился в пещеру, потоптался, начал раздеваться, лег на стол. Потом была огненная вспышка – и Андрей увидел себя на постели, в маленькой своей комнатенке. Увидел полки, компьютер, палас на полу.
Снова услышал голоса родителей, снова приоткрылась дверь…
– Проклятье! – Новик отпрыгнул от зеркала, забегал по пещере: – Значит, я все же был там? Значит, это возможно? Это возможно, Лютобор? Возможно, Волхв? Ну, так верни меня назад! Верни!
– Я постараюсь. – Каким-то глухим голосом ответил чародей, затушил свечу и опустил ношву. – Токмо пока, раз уж ты все равно здесь, хочу тебя одному заговору научить. На лягушачью лапку.
– Какую еще лапку, Лютобор?! – возмутился Зверев. – Я домой хочу, домой! Давай, попробуем еще раз?
– Пробовать ни к чему! – повысил голос колдун. – Заклинание или действует, или нет. Это – не подействовало. Я посмотрю, подумаю. Быть может, найду способ его усилить. А сейчас меня слушай. Скоро весна, болота вскроются. Не хочу, чтобы ты по ошибке оступился и утонул в какой-то вязи. Посему слушай и запоминай заговор на лягушачью лапу. На открытую воду он не действует, а вот на топь, травой затянутую, снегом заваленную, мхом поросшую, – тут все безотказно. Чтобы пройти через трясину, ты себе на ладонь плюнуть должен, потом присесть на самом краю опасного места, пальцы раздвинуть в стороны, вроде как на лапке лягушачьей, да и произнести земле болотной: «Я человек смертный, душою чистый, помыслами простой. Из тебя вышел, тобой жил, тебе верен. Передай Любоводу-болотнику, передай русалкам юным, навкам холодным, анчуткам хромым, передай жизни и нежити. Пусть не берут меня сырым, пусть не берут меня горьким. Подарок я им сготовил сладкий, на земле болотной неведомый. Приготовил хлеба белого, молока парного. Пусти меня за подарком, земля болотная, стань подо мной камнем твердым». Вот и все. После этого тот путь, на который ты двинешься, станет проходимым, как сухая земля. И сам пройти сможешь, и друзей при нужде провести. А как пройдешь, в ладоши хлопни и скажи: «Благодарствую». Только смотри, подношение обещанное принести не забудь! В тот же день! Не то нежить болотная за тобой ходить начнет, со свету за обман сживет. И в ладоши хлопнуть тоже не забудь. Опять же обидятся, что логово их испортил. Запомнил?
– Запомнил, волхв, – со вздохом кивнул Андрей. – Ты извини, но чего-то нет у меня сегодня настроения. К дому слишком близко коснулся. Мысли все в ту сторону все время сворачивают, чтобы учиться. Поеду я, хорошо?
– Хорошо, чадо, – согласился колдун. – Но про «лапу» все же не забывай.
Погруженный в свои мысли, Андрей пустил серого шагом, переехал Большой Удрай, лесок за ним, миновал впадину между дубравами, обогнул рощу, за которой протекала Окница. По реке в его сторону устремились несколько всадников. Новик не обратил на них внимания – мало ли холопы развлекаются? А когда те, воздев к небу пики, остановились рядом, срого спросил:
– Кто такие? Чего тут делаете?
– Саблю скидай, московит, – осклабился один из них. – Скидывай, не то на копья подымем.
Только теперь Зверев сообразил, что из семи воинов, одетых в кольчуги и кирасы, четверо гладко выбриты. Согласно православным заветам, безбородый мужчина не сможет войти в рай. А значит, перед ним – схизматики. Он попался.
Литовцы остановились лагерем примерно в полукилометре вниз по реке, в виду усадьбы. Палаток еще не поставили, но костры уже полыхали, и над ними покачивались большущие котлы – каждый на взвод, не меньше. На глазок, войск тут было тысячи три, три с половиной. Для Себежа или Великих Лук – не хватит даже напугать. Для разграбления же обычной усадьбы – сил с избытком. К усадьбе они, похоже разок уже ломанулись – судя по пропавшему с пологой стороны холма снегу. Как полезли – так по гладкому льду и скатились. Следов крови нигде не было – видать, стрелять защитникам пока не пришлось. Возможно, пришельцы атаковали с ходу, неожиданно, и обитатели усадьбы толком не успели подготовиться к отпору. Ворота вовремя заперли – и то хорошо. Из-за стен поднимался сырой темно-серый дым. Сигнал об опасности. Но город далеко – заметят, не заметят? Опять же, ополчение для отпора еще собрать надобно. Так что пока боярину Лисьину придется рассчитывать только на себя.
С пленником незваные гости обошлись достаточно вежливо. Просто забрали пояс с саблей и ножами, повод коня и повели рысью в сторону основных сил. Возле разложенных прямо на снегу дорогих туркестанских ковров приказали спешиться. Андрей подчинился – а куда денешься?
– Кто таков? – Посреди ковров на кресле красного дерева восседал дородный иан с длинными усами и лысым подбородком. Из-под красного кафтана с атласной подкладкой поблескивала наведенная золотом кираса. Вокруг толпились в броне разбойники попроще, в меховых и простых суконных плащах, некоторые – в шапках-пилотках с петушиными перьями, некоторые – в шлемах.
