отмахать успеем.
— Ты нас с собой не ровняй, — тяжело привалился к дереву Ксандр. — Это ты всю жизнь по дорогам бродишь, а мы более привычны на палубе стоять, али веслами помахивать. Что хочешь делай, колдун, а ноги не держат. Леший с ним, с чудищем. Пусть приходит, не могу более.
Будута и невольница выглядели куда бодрее. Однако что это могло изменить? Разве только одно…
— Урсула, и ты, прохвост вольнолюбивый, давайте хворост собирать, пока светло. — Олег полез в сумку за кресалом. — Я пока моха сухого поищу да огонь запалю. Коли убежать не можем, нужно хоть караулить по очереди. Чтобы сонными в лапы монстра не попасться, если уж догонит. Любовод, Ксандр, отдыхайте, перед рассветом сторожить будете. А я первым присмотрю…
Темнота сгустилась с неожиданной быстротой — Олег совсем забыл, что находится в тени горного гребня. Пусть и невысокого — но дающего вполне реальную длинную тень. К счастью, к этому времени скромный костерок уже горел, а неподалеку лежала груда хвороста в половину человеческого роста высотой.
— Давай, Будута, отдыхай, — разрешил ведун, когда понял, что в ночном лесу все равно не разглядеть ничего на расстоянии вытянутой руки. — Отдыхай, тебя следующим подниму. И ты, Урсула, ложись.
Холоп не заставил упрашивать себя лишний раз и втиснулся на постеленный поверх земли лапник между Любоводом и Александром, девушка же пристроилась рядом с Серединым. Молча уселась рядом, обхватив руками колени и глядя на огонь. Олег тоже молчал, прислушиваясь к лесу вокруг.
— Ты ведь сделал меня своей женщиной, господин, — где-то спустя полчаса вдруг нарушила тишину Урсула. — Раньше ты сказывал, что продашь меня нетронутой за изрядную цену, что получишь себе прибыток, а меня отдашь в руки хорошего хозяина, в богатый дом. Но все же ты сделал меня своей, господин!
Она откинула голову, скосив глаза на Середина, и улыбнулась.
— Ты сделал меня своей, и я счастлива. Теперь я стану твоей навсегда.
Это было правдой. Не то, разумеется, что она станет частью Олега до гробовой доски, а то, что девочка стала его женщиной. Теперь ведун и сам не очень понимал, как это случилось, но тогда, на каменной площадке, возле которой под слоем мха он потом нашел малахитовое изображение какого-то древнего бога, — тогда Урсула казалась столь желанной, столь прекрасной и неповторимой, такой потрясающей, как никогда ранее. Наверное, из-за восторженной эйфории после ухода медного стража. Ведь все они уже считали себя мертвецами, жертвами мести охранника здешних земель. И вдруг — остались в живых!
— Ты была восхитительна, девочка моя, — искренне вздохнул Олег.
— Но с тех пор ты больше не прикасаешься ко мне, господин! — повысила голос рабыня. — Ты не смотришь на меня, не прикасаешься, не пытаешься мною обладать! Почему? Что я делаю не так? Чем я обидела тебя, господин?
— Интересно, — не удержавшись от сарказма, шепотом поинтересовался ведун. — Если у торков невольницы ведут себя столь требовательно, то каковы же должны быть их жены?
— Тебе повезло, что ты об этом не знаешь, господин, — свистящим шепотом ответила Урсула.
— Тс-с! — приложил палец к губам Олег. — Слышишь?
Девушка замерла, насторожившись, закрутила головой…
— Нет, а что?
— Раз нет, значит, все в порядке. — Середин вытянул из кучи валежника палку, сломал ее пополам, потом еще раз и подкинул в огонь. — Пока ничего не слышно, можно спокойно отдыхать. Главное — не упустить то мгновение, когда появится посторонний звук. Ведь от этого зависит наша жизнь.
— Но там, на реке, где ты нырял за зеркалами, тебе не нужно было прислушиваться к кустам, господин!
— Там мы все были на виду, Урсула, — вздохнул Олег. — Нельзя же заниматься этим на виду! Это выглядит, как приглашение. Раз я так отдыхаю при всех, то это позволительно и прочим.
Невольница ощутимо вздрогнула. Похоже, подобный взгляд пронял ее глубоко и ощутимо.
— И все же ты не прикасаешься ко мне уже несколько дней, господин, — не отступала она. — Много дней, словно и не было нашей близости.
— Да ты никак помирать собралась, Урсула? — поворошил палкой угли ведун. — Каждый день, каждую ночь последней считаешь?
— Сам же ночь слушаешь, господин, — уже без прежней пылкости напомнила рабыня. — А ну, как завтра, али и вовсе сегодня нас истукан медный нагонит? Поубивает всех — и выйдет, что лишь единожды я ласки твои познала.
— Ты, знаешь, девочка, — улыбнулся Олег, — за последние три года меня пытались убить раз сто — получалось это раз десять, из которых два-три раза меня приканчивали точно и окончательно. Что, тем не менее, не мешает мне жить и почивать. Мыслю я, и в этот раз обойдется.
— А если нет?
— А хочешь, Урсула, поспорим? — предложил Олег. — Коли не удастся чудищу со мной управиться, то тебе любое мое желание исполнить придется, а коли справится, то я любое твое выполню. Согласна?
— Хорошо, господин, пусть будет так, — кивнула девочка. — Или я твое, или ты мое… Постой, так нечестно! Если медный страж победит, то как ты мое желание исполнить сможешь? Тебя же убьют!
— Все, — рассмеявшись, отрезал Олег. — Пари есть пари. Ты на него согласилась.
— А если…
— Если он победит, тебе, Урсула, будет уже все равно. — Ведун вытянул руку, пригладил ее волосы. — Ты хорошая девушка, Урсула. Не может быть, чтобы судьба посмеялась над тобой и не позволила стать богатой и счастливой. Ты должна быть везучей, Урсула. Милостью богов твое везение спасет и нас всех. Спи, Урсула, спи. Не стоит так беспокоиться из-за мелочей, когда впереди почти вечность. Спи.
К его удивлению, невольница и вправду заснула. Места на лапнике были все заняты, а потому Середин прижал рабыню к себе и продолжал не торопясь гладить по голове, глядя на весело приплясывающий огонек и старательно вслушиваясь в звуки ночного леса.
Лишь когда над отрогами выползла луна, ведун растолкал холопа, уложил на его место обмякшее тело девушки, а сам вытянулся по другую сторону костра, не столько ища тепла, сколько просто радуясь уюту, растекающемуся от яркого огня.
Проснулся Олег от холода. И от криков. Любовод прижал холопа к стволу дерева и орал тому в самое лицо:
— Из-за тебя, выродок, нас сонными любой тать зарезать мог, зверь порвать, чудище колдовское порубить! Тебя чего ради караулить оставляли?! Чтобы спал ты, как сыч ночной, али чтобы покой общий караулил?!
— Заснул, что ли? — спросонок поинтересовался Середин.
— Да он, друже, — оглянулся купец, — и сам продрых, и других никого не разбудил!
— Хорошо, живы остались, — коротко подвел итог Олег, уселся, нащупал на поясе флягу, выдернул пробку и сделал несколько глотков. — Хорошо. Да только времени жалко. Давайте уходить. Чем дальше убежим, тем больше шансов выкрутиться.
