Ради такого вонь от ратников странных можно и потерпеть. А от иных бед крест святой убережет. Не попустит душе пропасть в соблазнах и страхах греховных. Опять же, за правое дело, сказывают, биться будем.
— Да я знаю, что за правое… — Ведун срезал со спины поросенка длинный ломоть мяса, коричневатый с одной стороны и еще совсем розовый изнутри. Густо посыпал солью с перцем из стоящего на земле мешочка, растер. — Знаю. Да только тревожно как-то на душе. Неуютно.
— Перед доброй войной завсегда неуютно, друже, — хлопнул его по спине купец. — Ничего, милостью Велеса завтра реку перейдем, да и припомним каимцам друзей наших павших, ладьи утопленные да кошели пустые. Сквитаемся и по совести, и по прибыткам. Нешто жалеешь ты ворогов здешних? Своей-то крови проливать, чай, не придется. Ни своей, ни друзей наших. Так чего опасаться? Коли что не так сотворим, все едино не пострадает никто. Будута, куда пиво спрятал? Сюда тащи! Славный сегодня вечер, други. И утро завтра будет — славное…
За месяцы, проведенные на борту ладьи, ведун отвык и от тяжести брони, прижимающей к земле своим пудовым весом, и от жесткого седла, что пинает седалище при каждой попытке перейти на рысь.
Доспехи своим гостям законный правитель Кайма выдал ламинарные, похожие на рыбью чешую. Только не сверкающую на солнце, а мрачную, как душа палача — из вороненых пластинок размером с большой палец руки. Пластинки крепились на тонкий ремешок, который нашивался на куртку из толстой воловьей кожи с завязками на левом боку. По прочности он, пожалуй, не уступал кольчуге, но был жестким и неуклюжим, как кираса. Единственным его достоинством было то, что он заменял одновременно и броню, и поддоспешник, и в летнюю жару это избавляло от нужды поддевать еще что-то поверх рубахи. Шлем был обычный: ерихонка с несколькими конскими хвостами вместо бармицы, — а вот надевался он на бумажную шапку, неотличимую от танкистского шлема из далекого будущего. Даже застежка имелась медная и выпуклости над ушами. Конь же был серый в яблоках. Лошадей вообще для путников не пожалели — по три заводных и Середину, и купцу оседлали. Правда — ни одного вороного. Видать, черная масть ценилась превыше всего и береглась для своих, а прочего окраса было не жалко.
— Так что скажешь, колдун? — оторвал Олега от раздумий и колебаний купец. — Выступаем мы, али нет?
Ведун вздохнул, борясь с нехорошим предчувствием, потом достал мешочек с зельем, высыпал в руку, сжал кулак, перевернул ладонью вниз и резко выбросил вперед, раскрывая пальцы:
— Тахари, кхак, оринако олди-ари!
Порошок искрящейся струйкой умчался вперед, медленно осел на волны. Вода захрустела, по ней зазмеились круто изломанные трещинки. Цвет из бледно-голубого превратился в зеленый…
— Отличное зелье, — пробормотал себе под нос Середин. — Да только Аркаим секрета его ни за что не отдаст, к бабке в лес не ходи.
Он тронул пятками коня и первым въехал на ледяную полосу, соединившую гористый северный берег реки и лесистый южный — с той самой отмелью, на которой недавно каимцы перехватили и разорили их суденышко. Выехав на песок, он остановился справа от моста и развернулся, глядя на марширующие по льду ровные ряды воинов, одетых в потрепанные, а местами и рваные мешки с грубо притороченными рукавами.
— Стоять! — скомандовал он, когда на вражеский берег ступила первая сотня зомби, и простер над мертвецами руку: — Нарекаю вас первым легионом! Вперед пошли! — Ведун выждал, затем снова остановил поток: — Нарекаю вас вторым легионом! Вперед пошли!
Таким нехитрым образом Олег разбил свою армию на четыре легиона: три примерно по восемьсот пехотинцев, а четвертый — шесть сотен. Теперь он мог более-менее успешно совершать маневры отдельными частями войска. Фаланга, конечно, штука могучая — но римляне доказали, что полегионное построение в бою намного эффективнее.
— Ксандр, ты на заднюю телегу садись! Следи, чтобы не потерялось ничего, не сломалось. Будута! Ты на первую телегу. Войско, слушай мою команду! Первый, второй и третий легионы — за мной, четвертый легион — вслед за обозом… Пошли!
Путь с речного берега Олег теперь знал: направо вдоль берега до русла ручья, затем вверх по течению и так до прогалины, огражденной березами с северной стороны и соснами с юга. Путь был не самый удобный — ветки склонялись настолько низко, что всадникам приходилось постоянно пригибаться к конским шеям, а ширина русла была, казалось, меньше, нежели ширина телег. Пехота прошла это место без труда, но вот обоз… Однако опасения ведуна оказались напрасны: спустя полтора часа после ухода с берега все пять повозок благополучно выкатились на утоптанную поляну со следами многочисленных кострищ.
— Помнишь это место, друже? — Любовод, натянув поводья, указал в сторону берез, на ветвях которых до сих пор болтались обрывки веревок.
— Как сквитаемся, тогда и вспомним, — ответил Олег. — Давай лучше по поляне прокатимся. Может, после набега смолевников могильник остался? Ты по правой стороне скачи, а я по левой…
На широкой рыси они промчались от берез до соснового бора за полминуты, но никаких следов захоронения не обнаружили. Ни в лесочке, ни на самой поляне следов недавнего перекапывания не было. Видать, местные жители увезли погибших в родные места. Пешие зомби отстали почти на полверсты, и Олег, пользуясь моментом, развернул свиток карты:
— Та-ак… Скорее всего, мы находимся вот здесь… Вот и отмель видна, и город среди гор на том берегу нарисован. Тогда аккурат отсюда должна начинаться дорога во-от к этому городку. Кива называется.
— И далеко до него?
— Не знаю, друже, — пожал плечами Олег. — Масштаба на карте нет. Да и не ясно еще, с какой скоростью наша рать шагать может.
Он пустил скакуна медленным шагом, поглядывая на растущие меж каменных россыпей толстые сосновые стволы. Лес как лес… Ведун вдруг натянул поводья:
— Глянь, друже. Нигде никаких кустов нет, а тут орешник вымахал, словно специально усаживали. С чего бы это? — Вместе они подъехали ближе, обогнули выдвинувшийся вперед самый сочный, раскидистый куст и обнаружили начинающуюся за ним глинистую тропу, иссеченную на полумесяцы следами подков. — Ты смотри, спрятать проход пытались. И чего это они такие недоверчивые?
Середин оглянулся снова. Зомби, как и было приказано, в колонну по трое двигались за ним, нацелив копья в небо и покачивая щитами.
— Не торопись, — потрепал ведун по шее свою лошадку. — А вдруг там злые дяди? Давай главные силы подождем. Умчаться всегда успеем.
Ему вдруг пришла в голову мысль, что кобыла под ним вполне могла оказаться трофейной. А значит, она знала эту дорогу, ведущую к привычному стойлу и яслям с сеном и ячменем. Вот только как использовать подобное знание, Олег не придумал, а потому, дождавшись головы колонны, просто отпустил поводья, разрешая скакуну сойти на тропу.
Под сосновыми кронами тропа тянулась верст пять, постоянно петляя между деревьями и крупными валунами — камушки помельче, скорее всего, с дороги кто-то убрал. Впрочем, что хорошо всаднику, не всегда пригодно для возничего — ведун попытался представить, как прыгают телеги по твердым сосновым корням, выпирающим из глины буквально везде, и ему стало жалко и Будуту, и трясущегося на облучке кормчего.
Лес закончился только далеко за полдень — колонна вышла на бескрайний, до самого горизонта, луг, поросший ковылем по брюхо коню. Олег бы даже сказал, в степь — но он хорошо помнил, что к этому времени степи обычно выгорают до состояния безжизненных пустынь, по которым только перекати-поле из конца в конец носятся. Здесь же трава стояла сочная, зеленая, недостатка во
