продолжила.
– Ох, мне бы здоровье моей племянницы, – голос мадам был исполнен крайней жалости к себе. – Вы не поверите, как страдала я долгими зимами в этой промокшей от дождя стране. Силы мои на исходе, и если бы не тот светский образ жизни, который мы все еще пытаемся вести, сохраняя традиции старой Франции, я бы уже давно умерла.
И она стала далее оплакивать свою судьбу, порицая все английское, в том числе и налоги на пудру для париков, которые она считала гнуснейшим надругательством над эмигрантами, которые подобно ее мужу, до сих пор желали использовать помады и пудры для своих версальских париков вместо того, чтобы носить свои естественные волосы по новой моде.
– У англичан нет сердца, – жаловалась баронесса. – Они нас всех сведут в могилу!
Софи уже потихоньку теряла терпение и все же не удержалась, чтобы не заметить:
– Вынуждена не согласиться с вами, мадам баронесса. Жители этих островов настроены по отношению к нам дружелюбно, и я не припомню каких-либо конкретных случаев, за небольшим исключением.
Софи Делькур встала, чувствуя, что уже более не в состоянии терпеть это брюзжание.
– Если вы будете добры дать мне адрес места работы Генриетты, я пожелаю вам всего хорошего и, ни минуты не мешкая, отправлюсь с ней повидаться.
Спустя лишь несколько минут Софи приветствовала радостно изумленная Генриетта.
– Моя дорогая подружка! А я уж было подумала, что больше никогда тебя не увижу! Ну как ты! Как Антуан? Что с маркизом? Вы что, только что приехали в Брайтон?
Софи сообщила Генриетте печальные подробности смерти маркиза, рассказала о том, как спас ее и Антуана Том Фоксхилл и о том, что затем последовало.
– О Господи, какие приключения! – взволнованно воскликнула Генриетта. – Сгораю от нетерпения услышать продолжение твоего рассказа, но прежде мне бы хотелось представить тебя моей работодательнице, графине де Ломбард.
Взяв Софи под руку, она повела ее вверх по лестнице.
– А как ты меня здесь нашла?
– Я нанесла визит твоей тете.
Генриетта выразительно закатила глаза.
– О, она никогда не перестанет стонать, несмотря на то, что именно английский лорд позаботился об их переезде из тесной лондонской квартиры в его приморский особняк и не потребовал за это никакой ренты. То и дело он посылает ей продукты и приглашает на различные светские увеселения, кроме того, они как эмигранты получают специальное пособие от английского правительства.
Они уже прошли первый пролет, когда навстречу им попался спускавшийся с верхнего этажа джентльмен в белом парике и довольно поношенной одежде дорогого покроя. Поздоровавшись с девушками, он спустился вниз и вышел из дома.
– Это зять графини. Он тоже живет здесь и пишет свои мемуары для одного лондонского книгоиздателя. Сейчас в Англии многих эмигрантов печатают, а один из них, редактор французской эмигрантской газеты, держит нас постоянно в курсе всего, что происходит на нашей многострадальной родине.
– Итак, чем же ты здесь занимаешься? – не терпелось узнать Софи. – Ты что, устроилась здесь горничной?
Генриетта отрицательно покачала головой.
– Думаю, если бы я и впрямь работала служанкой, с моими руками такого бы не случилось. – И горестно вздохнув, она показала Софи свои распухшие и исколотые пальцы. – Но увы, элита французской общины запрещает девушкам благородного происхождения трудиться в качестве прислуги. Мужчины могут становиться переплетчиками, портными, учителями танцев, игры в шахматы, им разрешают преподавать французский и делать все, что заблагорассудится, в то же время другим позволено лишь шить платья, продавать самодельную косметику, учить этикету, музыке и так далее. Но ни дворянам, ни дворянкам не позволено становиться слугами. Один доведенный до крайней нужды и подавшийся в лакеи аристократ был даже лишен ордена Святого Луи!
Они уже поднялись на второй этаж и остановились у дверей, за которыми слышались оживленные женские голоса.
– Вот ателье, в котором я работаю.
Генриетта распахнула дверь настежь, и Софи застыла в изумлении на пороге. Около двадцати женщин, от совсем юного до среднего возраста сидели здесь за двумя столами. За первым женщины плели из соломки широкополые шляпки, за другим к шляпкам добавлялась соответствующая фурнитура – тесьма и искусственные цветы. Все работницы были в передниках. Покрывавшие их головы прозрачные косынки, а в случае с замужними женщинами и вдовами – кружевные шляпки, были столь старомодны, что Софи на мгновение показалось, что она попала в какой-то дореволюционный парижский салон. У некоторых из них на шеях красовались узкие алые ленточки, словно кровавый след на память о тех, кто погиб под ножом гильотины.
– Мадам графиня де Ломбард, дамы, – сказала Генриетта, – позвольте мне представить вам мадемуазель Делькур, дочь известного в Париже кондитера.
– Как же, как же, все мы прекрасно помним месье Делькура, – послышались возгласы сидевших в ателье эмигранток, и графиня, женщина с благородными чертами лица, поприветствовала Софи от имени всех присутствующих.
– Что вы думаете по поводу нашей шляпной мастерской? – спросила мадам де Ломбард.
– Шляпки просто очаровательны, – ответила Софи, восхищаясь изделиями, которые были готовы к отправке в магазин. – Я видела их на многих брайтонских дамах, но понятия не имела, что это шляпки местного изготовления.
– Все фасоны разрабатываются нашими соотечественницами-француженками. Фасоны эти настолько потрясли английских дам, что заказы к нам приходят даже из Бата и Лондона. – Графиня изящно махнула ручкой в сторону готовых шляпок. – Пожалуйста, примерьте одну из них, мадемуазель.
Софи выбрала широкополую шляпку, украшенную красными лентами, и повернулась к висящему на стене зеркалу. Последовали бурные аплодисменты, ибо шляпка шла ей идеально. Генриетта подавила невольно вырвавшийся у нее завистливый вздох. Софи была просто прекрасна. «Как, должно быть, удивился Том Фоксхилл, – романтично размышляла Генриетта, – когда его фонарь осветил столь очаровательную девушку, лежащую в придорожной пыли». Сняв шляпку, Софи положила ее на стол.
– Как только смогу себе это позволить, обязательно куплю такую шляпку, – сказала она улыбнувшись. – Дамы, мадам графиня, поздравляю вас всех с настоящим успехом.
Потом Софи разговорилась с женщинами, им всем хотелось знать, при каких обстоятельствах она познакомилась с Генриеттой. В ответ работницы мастерской подробно рассказывали, как они сами бежали из Франции, сталкиваясь при этом как с невиданной добротой, так и с неслыханной жестокостью. Похоже, не все рыбаки обирали своих пассажиров, переправляя их на лодках через Ла-Манш. Находились среди них даже такие, что перевозили несчастных беженцев бесплатно. Большинство из присутствующих в ателье было встречено в Англии с должным радушием. Лишь одна благородная дама, прибывшая в Англию совершенно обобранной, да еще с маленькими детьми, рассказывала, как она просила милостыню, чтобы не умереть с голоду, и как англичане отказывали ей в помощи.
Графиня милостиво разрешила Софи сесть рядом с возобновившей плетение шляпки Генриеттой, и подружки смогли вволю поболтать. Приняв довольно мрачный вид, Генриетта стала рассуждать о своих шансах на замужество.
– Дядюшка и тетя мечтают поскорее от меня избавиться и потому надеются подыскать мне подходящую партию, но все это не так просто. Все приличные французы, как правило, ухаживают за богатыми англичанками.
– Но в любом случае, зачем тебе купленный муж?
– Думаю, мне такого счастья не надо, – подтвердила Генриетта. – Но я очень боюсь остаться старой девой.
– Не волнуйся, здесь еще столько неженатых англичан, – успокоила ее Софи, с улыбкой подумав про себя, что такой красивой девушке не нужно бояться остаться старой девой.
