– Вероятно, потому, что убийца уже очень стар, – спокойно сказал Агласов. – И не рассчитывает прожить больше десятка лет.
– Хорошая мысль, – поддержал его Артём. – Итак, что мы получаем в итоге?
В дверь постучали.
– Входите, – негромко сказал Агласов.
Захар Киреев заглянул в кабинет.
– Здравствуйте, Петр Валентинович… Артём, я…
– Заходи, – сказал Артём. – Итак, мы приходим к мысли, что убийца Ивана работает в Бауманке – раз, в его прошлом есть какое-то непонятное и чудовищное преступление – два, он стар – три.
Киреев, держа в одной руке диктофон, а в другой – флэш-карту, с удивлением смотрел на Артёма.
– Давай сюда, – Артём забрал у него диктофон и карту. Посмотрел на Агласова. Спросил: – Вы не хотите ничего сказать?
– Удивляюсь вашей наглости, – спокойно ответил профессор. – Давайте вашу карту, послушаем, что на ней есть.
Артём молча протянул ему диктофон и карточку. Секунду Агласов держал карту в руках. Потом, усмехнувшись, вставил в гнездо диктофона, нажал на воспроизведение и презрительно отодвинул диктофон по столу к Артёму.
Огонек на диктофоне тлел зеленым, но ничего слышно не было.
– Значит, вы все-таки уничтожили карту, – сказал Артём.
– Молодой человек, – холодно произнес Агласов. – Вы ввалились ко мне с нелепейшими обвинениями, а теперь еще и разыгрываете комедию с фальшивой флэш-картой. Ах, как удачно она нашлась! Очевидно, в вашем понимании я должен был разрыдаться или попытаться ее сломать? Так вот, прежде чем я позвоню в полицию и расскажу о вашем возмутительном шантаже…
– Здравствуй, незнакомец… – очень тихо донеслось из диктофона. – Меня зовут Иван Петренко. Я – твоя следующая жизненная инкарнация…
У Агласова отвисла челюсть. Но и Артём оцепенел – и когда профессор перегнулся через стол, хватая диктофон, он не успел ему помешать.
Успел Киреев. Прыгнул к столу, схватил диктофон, вырвал, выкрутил из рук профессора. Агласов и впрямь был крепок, но в данном случае молодость победила.
– Сука! – завопил Агласов. – Сука, Ванька, ты сука!
Он вскочил из-за стола, нелепо размахивая руками, беззвучно глотая воздух, мгновенно превращаясь из солидного и крепкого еще старика-профессора в того, кем и был на самом деле – дряхлого, трясущегося от страха и ненависти убийцу.
А голос в диктофоне уже неуловимо изменился – так бывает всегда, когда устами человека начинает говорить его прошлое жизненное воплощение:
– Меня зовут Леонид Балашов. Я родился восемнадцатого июня одна тысяча девятьсот тридцать второго года. Я погиб третьего декабря одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года. При жизни я заведовал факультетом газодинамики в Высшем Техническом Училище имени Баумана. Прежде всего я хотел бы рассказать об обстоятельствах своей смерти. Проводился любопытный эксперимент, теоретически способный привести к созданию сверхмощных боеприпасов объемного взрыва. Присутствовала большая часть преподавательского состава и несколько студентов. Видимо, только я заметил, что находившийся за пультом управления Петр Валентинович Агласов, старший научный сотрудник нашего факультета, подает слишком большое количество смеси в испытательную камеру. Я несколько раз спросил через переговорник, что именно он делает, затем подошел к бронестеклу и постучал по нему, пытаясь привлечь внимание Агласова. Однако он встал из-за пульта и быстро покинул пультовое помещение. Герметичная дверь из лаборатории взрывотехники была закрыта и, видимо, заблокирована снаружи. Больше я ничего не помню. Теперь, что касается моих личных дел…
Артём нажал кнопку, выключая диктофон. Сказал:
– Захар, позвоните, пожалуйста, в полицию. В отдел особо тяжких. Объясните в двух словах ситуацию…
Профессор Агласов медленно сел в свое кресло. Схватил какой-то документ, положил перед собой, уставился в бумагу. Рявкнул – точнее, попробовал повысить голос, но тот сорвался на писк:
– Вон! Вон, не мешайте работать!
– Работайте, а мы подождем полицию, – сказал Артём.
Агласов медленно поднял голову. Спросил:
– Он скопировал карту?
– Иван все-таки был ученый, – ответил Артём. – Честно говоря, я действительно собирался вас спровоцировать. Но Иван относился к своим действиям как к эксперименту. Он сдублировал оборудование. Взял второй диктофон из кабинета заведующей кафедрой и поставил его на запись. А потом отнес на место… Я ответил на ваш вопрос. Может быть, и вы, Петр Валентинович, скажете, что же произошло в семьдесят третьем году? Чем вам не угодили коллеги?
– Вы никогда не работали в научной среде, молодой человек, – Агласов горько улыбнулся. – Вы не знаете, что это такое, когда вас зажимает свора самозваных мэтров, когда не дают хода разработкам, имеющим огромное народнохозяйственное значение! Они считали, что я не прав, что повышение мощности взрыва невозможно. А я доказал, что не правы они! Понимаете? Я всего лишь доказал свою правоту!
Агласов опустил голову. Взял ручку и принялся что-то отмечать в документе.
Он занимался этим и через четверть часа, когда в кабинет вошли Денис Крылов и два оперативника с тетанайзерами.
Артём молча включил диктофон на воспроизведение. Когда запись прокрутилась до конца, Агласов встал и, не говоря ни слова, двинулся прочь из кабинета. Крылов остановил его в дверях, и дальше профессор шел уже в сопровождении конвоя.
Никто так и не заговорил.
Прежде чем уйти, Артём не удержался и заглянул в лежавший на столе документ. Это была докладная записка о приобретении нового оборудования. Каждая заглавная буква в документе была аккуратно подчеркнута.
Возможно, психоаналитика это навело бы на интересные предположения о характере Петра Валентиновича Агласова. Но Артём Камалов предпочитал не искать смысла там, где его не было и нет. Поэтому он пожал плечами и пошел допивать технический спирт вместе с Захаром Киреевым.
Эпилог
У Татьяны он появился уже поздно вечером. Коротко рассказал о проведенном расследовании и вручил официальный счет за услуги. Татьяна рассеянно посмотрела на цифру, спросила:
– Почему так мало?
– Я же не нашел флэш-карту. Агласов ее уничтожил. Полагаю, сломал и спустил в канализацию. А может быть, и сжег дотла – у них там много интересных приспособлений.
– Господи, я же не для этого вас нанимала… – пробормотала Татьяна, доставая и вручая ему деньги. – Вы так быстро все выяснили… я думала, это займет месяцы…
– Если бы я копался, меня бы опередила полиция, – пояснил Артём. – Вы зря их недооцениваете. Там только начальник отдела… излишне прямолинеен. Но не полный дурак. Завтра к вечеру он выпустил бы Светова и принялся за остальных.
– Вы словно заранее знали, кто убийца…
– Не заранее, но понял быстро.
Татьяна удивленно посмотрела на него.
– Убийцей был кто-то из коллег вашего мужа, из близких ему людей. Таких всего пятеро. Иван договорился о встрече в пивном ресторанчике. Профессор Ройбах никогда бы в таком простецком месте не появился. Человек должен был ждать его в верхнем зале, на местах для курящих. Данилян и Светов не курят. Остаются двое – Киреев и Агласов. Но Киреев – ровесник Ивана. Он не мог совершить никакого преступления, о котором знало бы предыдущее воплощение Ивана. Остается… – Артём замолчал.
– Так просто? – Татьяна прошла по комнате, остановилась у окна, спиной к нему. – Все так просто?
– Да. Но это косвенные улики. Полиция, прицельно взявшись за Агласова, могла накопать какие-то
