Я поднимался медленнее и медленнее, и, когда мы почти одолели лестницу, Саша шёл, почти упираясь мне в спину. По своему опыту я помнил: обычно, когда конвоируемый тобой человек хочет бежать, это чувствуется. Носится в воздухе что-то такое, какое-то напряжение возникает, что ли…
Он этого не почувствовал. У них тут у всех «крыша» поехала.
Я споткнулся и остановился, и Саша, не успев среагировать, налетел на меня сзади. На какое-то мгновение мы замерли, касаясь друг друга, а потом я взорвался, выбросив в одном рывке весь остаток своих сил.
Я ударил его локтем — туда, где должна быть печень. Развернулся и саданул в челюсть, добавил коленом между ног, снова под рёбра и снова дважды по голове.
Он выронил ружьё и стал оседать. Молча, с выражением все той же задумчивой и печальной виноватости на лице. Я подхватил его и потянулся за помповиком, тот успел удариться прикладом о ступень, и я замер…
С трудом я втащил Сашу наверх и бросил в коридоре. Он не двигался и, казалось, не дышал. Я быстро ощупал его карманы, переложил к себе сигареты и связку ключей и отошёл к лестнице. Перед тем как спускаться, я оглянулся и мысленно попросил у него прощения.
Я спустился в коридор и обострённым слухом уловил какое-то движение в комнате, спрятался в тёмный угол.
Открылась дверь, и в коридоре появился Коля. Замер, напряжённо всматриваясь в темноту. Потом двинулся к выключателю.
Я приподнял помповик, решив, если что, стрелять ему в ноги. Никакой жалости к нему я не испытывал и извиняться перед ним ни за что бы не стал. Даже если бы убил.
Коля потянул к выключателю руку и пристально вглядывался как раз туда, где я стоял.
Я понял: он боится, надеясь, что кто-нибудь придёт ему на помощь.
— Ты скоро? — донёсся из комнаты голос Лехи.
Коля вздрогнул и убрал руку.
— Сейчас, — ответил он, решив не испытывать судьбу.
На пороге он всё же остановился и посмотрел в мою сторону.
Я держал оружие нацеленным на него. Наверное, он это понял и плотно закрыл за собой дверь…
Немного выждав, я двинулся дальше.
Входная дверь оказалась закрыта на засов. Я отодвинул его без малейшего шума и вышел на крыльцо.
Территория усадьбы освещалась светом из окон, да над воротами горела слабая лампочка. Валил мелкий снег, и было холодно. Я осознал, что оставил в комнате пальто, и выругал себя за это. Документы и деньги я загодя переложил в карманы брюк.
После нескольких минут блуждания по территории, вывалявшись в снегу, я нашёл гараж и сумел его отпереть. В гараже стояла такая же «восьмёрка», как была у меня. Может быть, та самая. Я отыскал в украденной связке нужный ключ и забрался в кабину.
Мотор завёлся сразу, и я подкатил к воротам в тот момент, когда дверь дома распахнулась и вылетел Леха. На фоне ярко освещённого дверного проёма он представлял собой отличную мишень.
Леха молча побежал ко мне. Расстояние для стрельбы из пистолета было великовато.
Справившись с запором ворот, я, отъезжая, услышал выстрелы…
Я промчался несколько километров, потом свёл машину с дороги и заехал в лес, взрывая носом сугробы. Выключил мотор и стал ждать, куря одну сигарету за другой.
Приближающийся шум автомобильных моторов я услышал издалека. Мимо меня по шоссе проскочили три потрёпанных «жигуленка», из числа тех, что редко привлекают внимание дорожной милиции. На таких машинах ездят дачники. На кабине головной был закреплён багажник с какими-то свёртками, а в каждом салоне сидело по пять человек. Этакие злые дачники, целенаправленно движущиеся по своим делам.
Шум моторов слышался до тех пор, пока они не подъехали к усадьбе.
Когда он смолк, я вылез из машины. Я мог уезжать, но что-то удерживало меня, и я ходил по рыхлому снегу, вслушиваясь в тишину.
Примерно через четверть часа ухо уловило далёкий звук — будто лопнула на морозе ветка.
Один-единственный. А потом снова наступила тишина.
Я сел в машину и вспомнил Сашу.
6
Болтаясь по городу, я в каком-то подвальном магазине приобрёл себе тёплый пуховик и заглянул в какой-то зачуханный бар по соседству.
Я сидел у стойки, глотая коньяк, и пялился в закреплённый под потолком телевизор. Снова повторили сообщение про Гаймакова, потом диктор добавил, что милицией задержаны трое подозреваемых.
В конце программы попросили выступить «независимого эксперта». Им оказался мужчина в блестящем костюме, белой рубашке с удушающим воротником и с брезгливым выражением на оплывшем после вчерашней пьянки лицом. Сидя перед камерой в глубоком кожаном кресле, положив ногу на ногу и отхлёбывая из стакана, он, морщась, процедил, что события последних дней спровоцированы милицией и прошли под её контролем. Есть факты, неопровержимо это доказывающие. Как-то сама собой его беседа с репортёром свелась к вопросу о соблюдении прав человека и каких-то гарантиях личности, ненавязчиво всплыла тема негосударственных охранных структур, а потом мелькнуло название «Оцепление». Так же ненавязчиво, как и всё остальное в этой передаче.
Я заметил, что бармен перестал протирать стаканы и тоже смотрит телевизор, облокотившись на стойку и кивая головой все чаще и чаще, будто сказанное касалось его самого.
Поблагодарив «эксперта» за интересную беседу — я ожидал, что в традициях нынешних телепередач ему преподнесут какой-нибудь скромный подарок, хотя бы пистолет и пару гранат, — репортёр произнёс набор дежурных фраз, сопровождавшихся кадрами с мест происшествий.
Под занавес программы, буквально за несколько секунд до титров, на экране промелькнул особняк на Ореховом острове, развевающийся флаг и сам господин Кацман. Виновато улыбаясь, он запер дверь своей синей «омеги» и направился к крыльцу, прижимая под мышкой тонкий жёлтый портфель. Перед дверью он потоптался, стряхивая с ботинок снег, обернулся и ещё раз посмотрел в камеру, все так же виновато и грустно улыбаясь.
Я допил коньяк.
Через полчаса ноги сами привели меня в гостиницу «Правобережная».
Дежурный администратор, худощавая, с усталым лицом женщина средних лет, была мне незнакома. Без лишних разговоров она оформила номер, и я отправился на второй этаж.
В холле на этаже я увидел ту самую проститутку, бывшую преподавательницу ПТУ. Она сидела на диване, пила шампанское и болтала с охранником, длинным и тощим парнем с детским выражением лица и в очках с толстыми стёклами. Такому я не доверил бы и охрану собственного почтового ящика.
Я прошёл мимо, и, кажется, моё появление заинтересовало её гораздо больше, чем юного стража порядка. Ключи мне выдала сонная горничная. Я прошёл в номер и, сбросив пуховик, сразу же завалился на кровать.
Засыпая, я подумал, что наступил понедельник…
Проснулся я от настойчивого стука в дверь. Кто-то барабанил, не жалея кулаков. Я сел на кровати и зажёг бра.
Милиция или бандиты давно бы нашли способ зайти в номер, не дожидаясь моего пробуждения. Я встал и открыл дверь.
— Привет!
Это была та самая проститутка. Основательно пьяная, с бутылкой шампанского и двумя фужерами в руке.
— Можно зайти?
— Я не пью по ночам.
— Фу, какой грубиян! А ещё прилично одет…
Она проскользнула мимо меня и по-хозяйски оглядела номер. Я закрыл дверь и стоял, скрестив руки на груди и наблюдая за ней. Она поставила выпивку на тумбочку, потом плюхнулась на кровать. Упёрлась
