– Жаль, что это было так давно, но прошу, освежите мою память: вы проводили его до конюшен и расстались там?
– Нет! – отрезала Жаклин, вскинув подбородок. Джерард почувствовал, как ее пальцы вцепились ему в рукав. – Я немного проводила его по тропинке, и мы попрощались у входа в сад Геркулеса. Томас пошел дальше, а я вернулась в дом.
Сэр Годфри глянул на лорда Трегоннинга, потом на Жаклин. Во взгляде промелькнуло нечто, подозрительно напоминавшее жалость.
– Значит, вы были последней, кто видел его живым.
Пальцы Жаклин дрогнули, но подбородок оставался выcoкo поднятым, а лицо бесстрастным.
– Да.
– Что же, пока мы закончим на этом, – с тяжелым вздохом объявил сэр Годфри. – Я поговорю с Энтуистлами и дам им знать. Разумеется, это какие-то цыгане или бродяги. Нет смысла начинать расследование: ничто не вернет беднягу Энтуистла к жизни.
Лицо лорда Трегоннинга оставалось суровым и замкнутым.
– Как пожелаете, – глухо обронил он и, ни на кого не глядя, сухо поклонился сэру Годфри и проводил его до двери.
Ничего не понимающий Барнаби с раскрытым от изумления ртом вытаращился на Джерарда, а затем взглянул на Жаклин. Прежде чем Джерард успел остановить его, Барнаби догнал мужчин и коснулся плеча сэра Годфри.
– Сэр Годфри, насчет обстоятельств смерти Томаса ...
Сэр Годфри остановился и свирепо уставился на Барнаби.
– Не думаю, что нам нужно углубляться в эти дебри, сэр. Вряд ли есть нужда напоминать, что вы здесь только гость. Нет особой необходимости создавать ненужную суматоху ... Понимаю, обстоятельства крайне печальные. Но сделать уже ничего нельзя.
И с этим окончательным приговором сэр Годфри коротко кивнул и удалился вместе с лордом Трегоннингом.
Барнаби потрясенно смотрел им вслед. Дождавшись, пока закроется дверь, он обернулся и оскорбленно прошипел:
– Этот хам вел себя так, словно это вы, Жаклин, убили Томаса. Как ему это в голову взбрело?!
Джерард ощутил, как напряжение покидает девушку. Беспомощно пожав плечами, она почти рухнула на диван. Он помог ей сесть поудобнее.
– Видишь ли, – холодно отрезал он, – слишком много людей в округе уверены, будто Жаклин убила свою мать. Так почему бы и не Томаса? Заодно, так сказать.
– Что?! – ахнул Барнаби, явно не веря собственным ушам. – Но это абсурд! Чушь! Чепуха! Вы физически не могли убить свою мать.
Джерард на мгновение закрыл глаза и поблагодарил богов за Барнаби. Подняв ресницы, он увидел, как краски возвращаются на лицо Жаклин. Он застиг ее врасплох, когда объявил о ее невинности, но когда кто- то, совершенно посторонний, подтвердил это... она была абсолютно сбита с толку.
Джерард сам задал вопрос, который, по-видимому, вертелся у нее в голове:
– Почему ты считаешь ... что это абсурд? Почему Жаклин не могла убить свою мать?
Барнаби снова вытаращился на него.
– Интересно, ты внимательно осматривал балюстраду на террасе?
– Обычные каменные перила. Ничего особенного.
– Именно обычные. Верх из сплошного камня, десяти дюймов шириной. Мужчине доходят до пояса, женщине среднего роста – почти по грудь. Насколько я понимаю, леди Трегоннинг была женщиной именно среднего роста? Так вот, – Барнаби поклонился Жаклин, – женщина среднего роста, как вы, мисс Трегоннинг, не может толкнуть или перевалить другую женщину среднего роста, да еще наверняка большего веса, через такой высокий и широкий барьер. В противном случае это означало бы совершить невозможное.
Он снова обернулся к Жаклин; в широко раскрытых глазах появилось нечто вроде потрясенного понимания.
– Поймите, вы не могли убить свою мать, физически не могли. Ее пришлось поднять над перилами, а потом толкнуть или, скорее всего, сбросить вниз. У вас просто не хватило бы сил проделать такое в одиночку, – докончил он торжествующе, и, поколебавшись, спросил: – Они действительно уверены, что вы это сделали?
На этот раз ответила Миллисент:
– Совершенно уверены.
Ей пришлось коротко объяснить опешившему Барнаби, как обстояли дела в день гибели Мирибель Трегоннинг.
– Поэтому они вбили себе в головы, что это Жаклин, – фыркнула она. – Я просто представить не могла подобной ситуации, но к тому времени, когда узнала об этом, было уже поздно. Вся округа считает это хоть и недоказанным, но фактом.
– Но недоказанные факты вообще не могут считаться фактами! – возмутился Барнаби.
Учитывая его веру в силу логической дедукции как верного средства для решения любого преступления, Барнаби считал веру в чью-то вину без отсутствия точных доказательств чем-то вроде ереси. Джерард молча слушал, как Барнаби задает вопрос за вопросом, а Миллисент подробно отвечает. Вскоре перед ними
