работы Джорджа Ромни. Дети были настолько темноволосыми, насколько светловолосой была дама. – Моя мать. А этот красивый парень, конечно, я.
Абигайль улыбнулась, глядя на мальчика в коротких штанишках, дразнящего стебельком ржи полосатого кота.
– А это противное создание, оскверняющее ангельские колени матери, моя сестра Джульет.
– Прелестный ребенок, – возразила Абигайль.
– Позор семьи, – настаивал Кэри. – Поверьте на слово. Она до девяти лет сосала большой палец.
– А это кто? – спросила Абигайль, указывая на старшего ребенка, стоящего позади матери.
– Бенедикт, мой старший брат. Вернее, мой сводный брат. Его мать была первой женой моего отца, но отец настоял, чтобы здесь были все его дети. Бедный старина Бен! Кажется, ему совсем не хотелось там быть, да? – Кэри быстро перешел к другому портрету: – Эта леди немного похожа на вас, кузина. Печально известная Леттис Кэри.
На портрете, без сомнения кисти Ван Дейка, была зеленоглазая молодая дама с рыжими волосами, едва заметными под украшенным драгоценными камнями чепцом. Прелестное лицо было почти белым, но художник своим мастерством сумел придать ему жизни. Золотые брови и ресницы Леттис были волосок за волоском нарисованы тончайшей кистью, на щеках едва заметный румянец. Она была в пышном наряде эпохи короля Якова: белое платье расшито изумрудами и жемчугом, стоячий кружевной воротник белого цвета, как замысловатая паутина, выделялся на фоне темных деревянных панелей. Она сидела на чем-то вроде трона, увешанного тяжелыми занавесями алого и белого цветов, и, казалось, слегка откинулась назад. Абигайль не видела никакого сходства с собой.
– Вы действительно считаете, что мы похожи? – с любопытством спросила она.
– Немного. – Кэри взглянул на нее, затем на портрет. – У вас обеих дерзкие глаза. Не хотите спросить меня, почему она печально известна?
– Почему?
Абигайль густо покраснела. Никто еще не считал ее светло-карие глаза «дерзкими». Она решила, что он снова дразнит ее.
– Когда ей было сорок, она сбежала с любовником, итальянским музыкантом, который был на двадцать лет ее моложе. Представляете, какой скандал? Конечно, портрет написан, когда она была невестой, тем не менее Леттис и тогда уже выглядит довольно беспокойной, вы согласны? – Говоря это, Кэри положил руку ей на плечо.
Абигайль не могла ни согласиться, ни возразить, ибо потеряла дар речи, она только чувствовала его руку, жгущую сквозь платье, как горячий утюг.
– Кольцо, что на ее пальце, до сих пор в семье, – добавил Кэри, когда Абигайль молча отодвинулась. – Изумруд Кэри. Я бы вам показал его, но он хранится в нашем лондонском сейфе.
– Осмелюсь сказать, что эти портреты намного дороже вашего изумруда, сэр, – пробормотала она.
– Возможно. Только дело в том, что никто не хочет покупать мужчин, а я не могу расстаться с леди.
Она взглянула на миниатюры в витрине антикварного стола.
– Превосходные портреты, сэр. Это Генрих VIII, четверо из его жен, дочь Елизавета, все в золотой оправе. Есть даже Анна Болейн, – добавила она, постучав по стеклу. – Очень многие выбросили ее портрет, когда она была обезглавлена.
Кэри притворился заинтересованным, чтобы подойти к ней. Абигайль настолько углубилась в изучение коллекции, что забыла свою робость.
– Думаю, она вернулась сюда после того, как ее дочь Елизавета стала королевой, – предположил он.
– У вас не хватает двух Екатерин, – заметила Абигайль. – Екатерины Арагонской и Екатерины Говард. Одна разведена, другая обезглавлена. Будь ваша коллекция полной, она бы стоила неплохих денег.
– Насколько неплохих, как вы думаете? – спросил Кэри уже с неподдельным интересом.
– Думаю, не меньше тысячи фунтов, – быстро ответила Абигайль. – Возможно, дороже.
– Вы сошли с ума. Тысяча фунтов?
Она кивнула:
– Если вы найдете двух Екатерин, и в хорошем состоянии.
– У меня в кабинете есть какие-то миниатюры.
Кэри торопливо провел Абигайль по узкому темному коридору в маленькую неопрятную комнату без всяких панелей, где сохранились первоначальная штукатурка и открытые балки перекрытия. Кэри направился к большому шкафу, обследовал несколько выдвижных ящиков и принес Абигайль шкатулку, в которой небрежно валялось с полдесятка миниатюр. Освободив стол от нераспечатанной корреспонденции, он стал выкладывать на него миниатюры.
– Это Мария, дочь Генриха! – воскликнула Абигайль. – Как интересно! Я никогда еще не видела миниатюру Марии Кровавой, сэр. Ее так ненавидели современники, что почти не осталось ее портретов, ни больших, ни маленьких.
Кэри пожал плечами.
– Сколько она стоит?
– Она была не слишком популярна, – с сожалением ответила Абигайль.
Он взял другую миниатюру – портрет худенькой девушки с морковного цвета волосами и скромно сложенными на коленях руками.
