— слово, а Вассе — дело. А делать, как выяснилось, она умеет немного: тексты дикторам писать да пирожки выпекать. С текстами, похоже, распрощалась навсегда, а с пирожками куда сунешься? Информация внучки о бабушкиной кончине, запеченная в тесте, наверняка облетела многие булочные — слухом земля полнится. И кто же согласится после этого принять из ее рук продукцию, пусть даже и очень аппетитную? Васса задумчиво посмотрела в не зашторенное окно. По улицам сновал озабоченный народ, на углу бабулька торговала семечками. Двери какого-то учреждения поглощали коллектив, временно разбитый на индивидуалов. Некоторые тормозили у жареного товара, а затем шмыгали к усердной двери. Судя по всему, приучрежденческая торговля процветала: бабулька выбрала бойкое место. И тут Василису осенило.
— Доброе утро, Анна Иванна!
— Доброе, Василисушка! День-то какой великолепный, а? Душа радуется! Что у тебя сегодня, милая?
— Как всегда. — Васса приоткрыла большую кастрюлю и протянула пожилой женщине пышную теплую ватрушку. На творожной начинке ухмылялась изюмчатая физиономия.
— Ох, Василисушка, ну и выдумщица! — умилилась старушка. — Какая прелестная улыбка у этой мордашки!
— Угощайтесь, Анна Иванна.
— Спасибо, милая. — Торговка семечками с достоинством взяла протянутую ватрушку.
Васса привычно приткнулась рядом и, довольная, принялась ждать своих покупателей и своего «опекуна». Прошло пять месяцев с первой ночевки на новом месте. Утром следующего после переезда дня неугомонная новоселка уже вынимала из духовки румяных кормильцев. Первая партия была пробной, а потому небольшой. Разошлась мгновенно. Место действительно оказалось бойким: рядом с ВНИИКП. В этой аббревиатуре крылся успех: ученый народ оказался падок на домашнюю выпечку. Оно и понятно: мозги требуют подкормки. «Семечковая» бабулька приняла товарку приветливо: конкуренткой та не была, заняла свою нишу. Кроме того, при более близком знакомстве старушка оказалась милой и приятной. Бывший библиотекарь после реорганизации главка осталась не у дел и, чтобы не помереть с голоду, плюнула на принципы и пошла торговать жареными семечками. Бизнес наладила быстро. Кубанская родня передавала с проводником поезда мешок сырья — хватало на квартал.
— Так и живу, — делилась она, — привыкла. Униженной себя не чувствую: всякая работа почетна. А я не ворую, товар хороший, экологически чистый, не пережаренный — людям в удовольствие.
У Анны Иванны были и постоянные клиенты, она их знала по именам, все — из звонкой аббревиатуры рядом.
— Здесь работают над космическими проблемами, — просвещала бывалая новенькую, — только у них сейчас своих проблем много: борьба в руководстве.
Однако Вассу глобальные проблемы не интересовали — со своими бы разобраться. — Что-то по-новому стал посматривать на пирожницу бравый страж закона — и это настораживало. Первое время подойдет, молча протянет руку — и все ясно: клади на ладонь, не спорь. А сейчас — масленый блеск в глазках да облизывается, точно кот на сметану. Давно на нее так не смотрели, но блеск этот помнится. И он беспокоит.
— Доброе утро, Василиса!
— Доброе утро, Александр Семенович! Вам, как всегда, с маком?
— Ага! И с творогом парочку, и с яблоками, пожалуйста, три.
Она молча взяла протянутые деньги и опустила в карман фартука.
— Что-то еще?
— Да. — И как с вышки в воду: — Прошу уделить мне сегодня часть вашего времени. Мы ведь знакомы целых пять месяцев и два дня, а я, кроме имени, ничего о вас не знаю.
— А у меня, кроме имени, ничего и нет, — улыбнулась пирожница наивности ученого. — Так что вы знаете все.
— Я буду в шесть, — не отставал настырный покупатель. — Прошу вас, не уходите.
Она неопределенно пожала плечами.
— Спасибо! — обрадовался физик и ринулся к своей аббревиатуре.
— А пирожки? — крикнула вслед «семечковая» соседка.
— Вечером заберу! — весело бросил на ходу.
— Василисушка, по-моему, Саше нравится не только твоя выпечка. Тебе так не кажется? — деликатно заметила Анна Иванна, отгоняя вороватого воробья.
Васса, не ответив, задумчиво проводила взглядом спину в светлой рубашке.
— Молодость! — мечтательно вздохнула старушка.
Денек выдался на славу. Щедро пригревало июньское солнышко, весело чирикали воробьи, пирожки раскупались бойчее обычного, уже третья партия на исходе. Даже на круглой Фединой физиономии была не ухмылка — улыбка, когда он брал из Вассиной руки привычную сумму. А мог бы и больше затребовать: видит, как идут дела. Есть все ж таки совесть у нашей милиции! Ближе к вечеру проявился Борис и, как обычно, тормознул рядом с семечками. Васса помнила его отлично, словно расстались вчера, а не семь лет назад. Он же ее не узнавал — и слава Богу. Бывший спаситель оказался фанатом кубанских подсолнухов и частенько отоваривался у «семечковой» бабульки. Как сообщила Анна Иванна, он был большим начальником в аббревиатуре, но имел и большие проблемы.
— У него красавица-жена и очень скверный характер: рассорился с директором института. Говорят, умница, справедливый, за дело душой болеет, но ладить с руководством не умеет, — сплетничала о своем клиенте отставной библиотекарь. — Не жилец в институте, — уныло констатировала информаторша. — Жаль, приятный человек и покупатель хороший, никогда сдачу не берет. А семечки мои любит, каждый раз по большому стакану отпускаю, а то и по два. — Васса слушала вполуха, думая о своем. Слушать было неинтересно, но перебивать — бестактно. Старушке за ее солидный библиотечный стаж явно поднаскучили судьбы придуманные, и она с охотой переключилась на реальные. — А Саша, Александр Семенович, — его друг. Заведует лабораторией. — И многозначительно добавила: — Холостой.
Информация словоохотливой «коллеги» не вызывала никаких эмоций и тем более не являлась поводом для размышлений. В коротких пробежках к дому за румяным товаром, бойкой торговле, выплате дани и старушкиных рассказах пролетел день, и без пяти шесть в пустой кастрюле скучал пакет, «забытый» пытливым покупателем. Ушла, громыхнув пустым ведром, Анна Иванна, отхлопали, выпуская трудоголиков, двери аббревиатуры, а Васса застыла столбом, кляня собственную щепетильность. «Все, — решила она, когда обе стрелки застряли на полпути к цифре „семь“, — ухожу. А пирожки завтра отдам, хлеб за брюхом не гоняется. Или деньги верну». Она сложила стул, взяла в руки кастрюлю и, собираясь переходить дорогу, посмотрела, как и положено, влево, потом направо. С двух сторон, радостно ухмыляясь во весь рот, к ней спешили двое: один — плотный и невысокий милиционер, другой — стройный и подтянутый штатский. Но изумление вызвал третий — в ослепительно белой морской форме. Капитан первого ранга почтительно склонил перед ней голову и голосом счастливого прошлого мягко спросил:
— А вы по-прежнему не боитесь солнца? Позвольте, я помогу вам, Василиса.
