поставить на свое место. В поэзии должна быть всегда загадка, в этом цель литературы; нет никакой другой, как намекать на предмет ('Исследование литературной эволюции', Жюль Гюре, стр. 60-61).
Так что между новыми поэтами темнота возведена в догмат, как это совершенно верно говорит французский критик Думик, не признающий еще истинности этого догмата.
'Il serait temps aussi de finir, - говорит он, - avec cette fameuse theorie de l'obscurite que la nouvelle ecole a elevee en effet a la hauteur d'un dogme' ('Les jeunes', etudes et portraits par Rene Doumic).
<Уже настало время покончить с этой пресловутой теорией неясности, которую новая школа возвела на высоту ('Молодые', этюды и портреты Рене Думика).>
Но не одни французские писатели думают так.
Так думают и действуют поэты и всех других национальностей: и немцы, и скандинавы, и итальянцы, и русские, и англичане; так думают все художники нового времени во всех родах искусства: и в живописи, и в скульптуре, и в музыке. Опираясь на Ницше и Вагнера, художники нового времени полагают, что им не нужно быть понятыми грубыми массами, им достаточно вызвать поэтические состояния наилучше воспитанных людей: 'best nurtured men', как говорит английский эстетик.
Для того чтобы то, что я говорю, не представилось голословным, приведу здесь хоть некоторые образцы французских, шедших впереди этого движения, поэтов. Поэтам этим имя легион.
Я выбрал французских новых писателей потому, что они ярче других выражают новое направление искусства и большинство европейцев подражают им.
Кроме тех, которых имена считаются уже знаменитыми, как-то: Бодлер, Верлен, некоторые имена этих поэтов следующие: Jean Moreas, Charles Maurice, Henri de Regnier, Charles Vignier, Adrien Romaille, Rene Ghil, Maurice Maeterlinck, C. Albert Aurier, Rene de Gourmont, St. Pol Roux le Magnifique, Georges Rodenbach, le comte Robert de Montesquieu Fezansac. Это символисты и декаденты. Потом идут маги: Josephin Peladan, Paul Adam, Jules Bois, M. Papus и др.
Кроме этих, есть еще 141 писатель, которых перечисляет Думик в своей книге.
Вот образцы тех из этих поэтов, которые считаются лучшими. Начинаю с самого знаменитого, признанного великим человеком, достойным памятника, Бодлера. Вот, например, его стихотворение из его знаменитых 'Fleurs du mal'.
Je t'adore a l'egal de la voute nocturne
O vase de tristesse o grande taciturne,
Et t'aime d'autant plus, belle, que tu me fuis,
Et que tu me parais, ornement de mes nuits,
Plus ironiquement accumuler les lieues,
Qui separent mes bras des immensites bleues.
Je m'avance a l'attaque, et je grimpe aux assauts,
Comme apres un cadavre un choeur de vermisseaux.
Et je cheris, o bete implacable et cruelle!
Jusqu'a cette froideur par ou tu m'es plus belle!
<Я тебя обожаю равно под покровом ночной темноты,
О сосуд моей скорби-тоски, о безмолвье великое. Ты
Мне милей и прекрасней все боле, чем мчишься скорей
От меня и меня избегаешь, краса моих грустных ночей...
Из моих ускользает объятий последняя синяя даль,
Это ты иронично ее отодвигаешь все глубже, все вдаль...
Но иду я в атаку и лезу на штурм все смелей и смелей,
Словно к трупу гнилому громадная масса кишащих червей.
И я страстно люблю, и мороз проникает до мозга костей...
Ты среди ласк этих, тварь беспощадная, злая, прекрасней, милей!
(Шарль-Поль Бодлер, 'Цветы зла', т. I, СПб., 1907, перев. Эллиса)>
Вот другое того же Бодлера:
DUELLUM
Deux guerriers ont couru l'un sur l'autre; leurs armes
Ont eclabousse l'air de lueurs et de sang.
- Ces jeux, ces cliquetis du fer sont les vacarmes
D'une jeunesse en proie a l'amour vagissant.
Les glaives sont brises! comme notre jeunesse,
Ma chere! Mais les dents, les ongles aceres,
Vengent bientot l'epee et la dague traitresse.
- O fureur des coeurs murs par l'amour ulceres!
Dans le ravin hante des chats-pards et des onces
Nos heros, s'etreignant mechamment, ont roule,
Et leur peau fleurira l'aridite de ronces.
- Ce gouffre, c'est l'enfer, de nos amis peuple!
Roulons y sans remords, amazone inhumaine,
Afin d'eterniser l'ardeur de notre haine!
<Дуэль
Вот два соперника сошлись и устремились друг на друга,
Оружие скрестилось их, и искры сыплются. В крови
Окрасились клинки. Игра безумная идет из-за любви,
Добычей победителю придется милая подруга,
Но вот сломалися мечи... как наша юность дорогая!
Но не конец еще... Пусть у соперников разбит металл,
За сталь отмстит кулак, их зубы, их отточенный кинжал.
О, бешенство сердец созревшей страсти! Ненависть слепая!
В овраг глубокий, темный, зло друг друга заключив в объятья,
Герои катятся; тела их рвут терновника кусты.
И кости их трещат, - и слышатся безумные проклятья...
Оврага бездна - ад героев тех, могила их мечты!
О женщина! О амазонка злая! мчись без угрызений
Чрез тот овраг, чрез вечный памятник позора вожделений!
(Шарль-Поль Бодлер, 'Цветы ала', т. I, Спб., 1907, перев. Эллиса)>
Для того, чтобы быть точным, я должен сказать, что в сборнике есть стихотворения менее непонятные, но нет ни одного, которое было бы просто и могло бы быть понято без некоторого усилия, - усилия, редко вознагражденного, так как чувства, передаваемые поэтом, и нехорошие, и весьма низменные чувства.
Выражены же эти чувства всегда умышленно оригинально и нелепо. Преднамеренная темнота эта особенно заметна в прозе, где автор мог бы говорить просто, если бы хотел.
Вот пример из его 'Petits poemes en prose'. Первая пьеса 'L'etranger'.
L'ETRANGER
- Qui aimes-tu le mieux, homme enigmatique, des: ton pere, ta mere, ton frere ou ta soeur?
- Je n'ai ni pere, ni mere, ni soeur, ni frere.
- Tes amis?
- Vous vous servez la d'une parole dont le sens m'est reste jusqu'a ce jour inconnu.
- Ta patrie?
- J'ignore sous quelle latitude elle est situee.
- La beaute?
- Je l'aimerais volontiers, deesse et immortelle.
- L'or?
- Je le hais, comme vous haissez Dieu.
- Eh! qu'aimes-tu donc, extraordinaire etranger?
- J'aime les nuages... les nuages qui passent... la-bas... les merveilleux nuages!..
