Поднимет ли он голову?
Поднял – в то мгновение, когда садился в карету.
Глаза их встретились – полунежно, полуукоризненно, и в обоих взглядах был вопрос.
Но не было времени отвечать на него. Карета покатила, и два человека, которые так необычно встретились, столь же необычно расстались – может быть, навсегда!
Был еще один свидетель отъезда, наблюдавший с гораздо большим интересом, чем даже Джули Гирдвуд, хотя и без ее горечи. Для него это была радость: потому что говорим мы о Свинтоне.
Стоя у окна своего номера на четвертом этаже и выглядывая сквозь спущенные жалюзи, он видел, как подъехала карета, и жадно смотрел, как в нее садятся. Он видел и двух женщин внизу, но в тот момент о них и не думал.
С его груди словно сняли камень; когда Мейнард сел в карету, Свинтон испытал огромное облегчение; когда щелкнул хлыст и застучали колеса, все его страхи исчезли.
Расстроенный вид Джули Гирдвуд его нисколько не заинтересовал; не стал он и слушать ее вздох.
Как только карета тронулась, он вскочил на ноги, повернулся спиной к окну и позвал:
– Фэн!
– Ну что еще? – был ответ «слуги».
– Относительно этого дела с Мейнардом. Пора мне посылать к нему. Я весь день думал и понял, что могу найти секунданта.
Не очень ловко придуманный предлог – попытка спасти себя от дальнейшего унижения в глазах жены.
– Ты его нашел? – спросила она почти равнодушно.
– Да.
– И кто же это?
– Один из двух, с которыми я вчера познакомился за обедом. На балу мы снова встретились. Зовут его – Луис Лукас.
Говоря это, он протянул ей свою карточку.
– Что мне с этим делать?
– Узнай, какой у него номер. Если ты покажешь карточку, тебе скажет дежурный за стойкой. Пока это все. Погоди. Можешь спросить, у себя ли он.
Ни слова не ответив, она взяла карточку и отправилась выполнять поручение. Не проявляла никакого рвения и действовала, как автомат.
Как только она вышла, Свинтон подвинул к столу стул, достал листок бумаги и написал на нем несколько строк.
Потом торопливо свернул листок, вложил в конверт и на конверте написал: «Луису Лукасу, эсквайру».
К этому времени его посыльная вернулась, доложив, что поручение выполнено. Мистер Лукас занимает номер 90; он у себя.
– Номер 90. Это внизу, на втором этаже. Найди его, Фэн, и передай это мое письмо. Передай ему в руки и подожди, пока он не прочтет. Он либо придет сам, либо пришлет ответ. Если он вернется с тобой, оставайся снаружи и не показывайся, пока не увидишь, что он уходит.
Фэн вторично ушла в роли посыльной.
– Кажется, я выпутался из этого нелегкого положения, – рассуждал Свинтон, когда она ушла. – Получилось даже лучше, чем было раньше. Вместо того чтобы испортить мне игру, лишь улучшило мои шансы. Как все-таки мне повезло! Кстати, любопытно, куда это отправился Мейнард, да еще так поспешно? Ха! Кажется, я знаю! Должно быть, связано с тем, что было в нью-йоркских газетах. Эта немецкая революция, с которой в Европе покончили в 48, кажется, возвращается. Теперь я вспоминаю, что в связи с этим упоминали имя графа. Да, это был Роузвельдт! Должно быть, тот самый человек. И Мейнард? Несомненно, отправляется с ними. Еще в Англии он был известен как отъявленный радикал. Так вот в чем его игра? Ха-ха! Великолепно, клянусь Юпитером! Направляет все мне в руки, словно я дергаю за ниточки. Ну, Фэн! Передала мою записку?
– Да.
– И какой ответ? Он придет?
– Да.
– Когда?
– Он сказал сразу. Наверно, это его шаги в коридоре.
– Тогда выйди! Быстрей, быстрей!
Не возражая, переодетая жена выполнила приказ, хотя и чувствовала унижение из-за той роли, которую обещала играть.
Глава XVI
Безопасный вызов
С того момента как карета тронулась и до возвращения торопливо отосланного лакея мистер Свинтон вел себя, как человек, вполне владеющий собой. Выпитое за день словно вернуло его уму обычную остроту; письмо мистеру Луису Лукасу с приглашением он писал в здравом рассудке. Встречу он назначил в своем номере, сопроводив просьбой простить его за то, что сам не пришел к мистеру Лукасу. Причина в том, что он «нагрузился».
Все это он мог бы написать твердым почерком и хорошим стилем, ибо мистер Свинтон не тупица и не невежда.
Однако, напротив, написал неразборчивым почерком и едва подбирая слова – очевидно, чтобы произвести впечатление сильно выпившего.
Все это было не случайно; не случайно было и поведение мистера Свинтона, когда он услышал в коридоре приближающиеся шаги своего предполагаемого посетителя. Поведение его снова стало эксцентричным, каким было в течение всего дня.
Можно было ожидать, что бывший королевский гвардеец, в соответствии со своими прошлыми привычками, попытается привести в порядок туалет перед встречей с гостем. Напротив, мистер Свинтон проделал нечто совсем противоположное: пока мистер Лукас приближался, Свинтон попытался придать себе как можно более беспорядочный вид.
Сбросил сюртук, который в забывчивости проносил весь день; сбросил жилет, скинул помочи; смял рубашку и привел в беспорядок волосы.; и в таком виде стоял в ожидании посетителя. Вид у него был как у человека, только что проснувшегося от сна или протрезвевшего.
И такое поведение, которое лишь утром не было подделкой, он сохранял в течение всего времени, пока гость оставался у него в номере.
Мистер Лукас не подозревал, что англичанин его разыгрывает. Он сам был в таком состоянии, что готов был поверить. Чувствует себя, как он признался, «побитым, как дьявол». Таков был его ответ на приветствие Свинтона.
– А, клянусь Юпитейом! Навейно, так и есть! Я себя точно так же чувствую! Ах… я словно пуоспал целую неделю!
– Ну, вы пропустили три еды, а я две. Смог показаться только за ужином.
– Ужин! Вы хотите сказать, что я и на него опоздал?
– Конечно. У нас мы это называем ужином; хотя мне кажется, в Англии вы в это время обедаете. Сейчас уже девятый час.
– Клянусь небом! Это плохо! Мне кажется, вчеуа вечеуом что-то пуоизошло. Вы ведь были со мной?
– Конечно, был. Я дал вам свою карточку.
– Да, да. Она у меня. Меня оскоубил какой-то тип – мистеу Мейнауд. Если я пуавильно помню, он меня удауил по лицу.
– Верно, ударил.
– И если не ошибаюсь, вы, сэу, обещали сыгуать уоль моего … дууга.
