— Знаешь, я всегда думал, что темные соски — признак страстной женщины, — прошептал Байрон и наклонился, чтобы коснуться их губами.
— Этот признак распространяется и на мужчин, не так ли? — она развязала галстук и, расстегнув рубашку, провела ладонью по груди.
Байрон почувствовал, как земля уходит из-под ног.
— Боже мой, что ты со мной делаешь… — хрипло сказал он, опустив руки и позволив ей сбросить пиджак с его плеч.
Теперь пришла его очередь. Байрон больше расстегнул молнию, обнажая ее тело до талии. Руками опускаясь все ниже и ниже, он гладил ее бедра.
Мимс отвечала с такой страстностью, что у него дух захватывало.
— Не торопись, — прошептал он ей на ухо. — У нас впереди целая ночь, и я хочу, чтобы тебе было хорошо.
— А как же ты?
— Разве этого мало?.. — пробормотал он, еще больше расстегивая платье Мимс.
Байрон отступил назад и бросил на нее горящий взгляд. Она стояла перед ним, закинув голову и опустив руки. Его руки следовали взгляду и обводили каждую линию, каждый изгиб ее прекрасного тела. Он потянул язычок молнии в последний раз, и платье, извиваясь змейкой, упало на пол. Бедра охватывали изящные подвязки. Бежевые кружевные трусики буквально сводили сума.
— Ты само совершенство, — восхищенно произнес он, гладя ее бедра, живот, скользя рукой все ниже и ниже… Боже, как тут горячо!
Мимс была наверху блаженства. Ей никогда не приходилось испытывать такого сладостного мучения.
— Теперь я, — сказала она, расстегивая ему брюки.
Обняв Байрона одной рукой, она другой гладила его плоть. «Не торопись, не торопись», — уговаривала себя Мимс. Как долго мечтала она об этой ночи!
Байрон медленно, дюйм за дюймом снимал с нее трусики.
— Да ты настоящая блондинка! — восторженно прошептал он.
Байрон подхватил Мимс на руки и, сев в кресло, раздвинул ноги, посадив ее к себе на колени.
Она была открыта, как цветок. Он гладил ее лобок и ласкал складочки горячей ложбинки.
— Я больше не выдержу, — стонала Мимс.
— Потерпи, любимая!
Обхватив ягодицы, Байрон, приподняв, поставил ее себе на колени и приник губами к самому центру ее женственности.
От наслаждения Мимс готова была потерять сознание. У нее никогда не было такого трепетного мужчины. Байрон словно вдохнул в нее новую жизнь, он заставил ее почувствовать себя вновь молодой и красивой.
«Возможно, — подумала Мимс, — эта ночь — самое прекрасное, что мне пришлось испытать в жизни».
Глава 18
Сенатор в беспокойстве метался по своему роскошно обставленному офису. В это время он должен был присутствовать на заседании и заниматься обсуждением текущего бюджета. Однако единственное, что волновало его в данный момент, это собственное материальное положение. Ему нужны были деньги «Нишиды», и как можно скорее.
Несмотря на немалый труд, Блэкджек не продвинулся в осуществлении своих планов. То, что шесть месяцев назад казалось забавой, теперь грозило перерасти в грандиозную головную боль. Он много бы отдал, чтобы избавиться от Точиги, от Детвейлера и от Кэйт Прайд.
Тон Точиги становился все более зловещим и даже угрожающим. А агент по недвижимости, которого Блэкджек нанял, действовал так же бездарно и безрезультативно, как и Детвейлер.
Детвейлер. «Да, видимо, я уже совсем выжил из ума, раз доверил такому остолопу серьезное дело», — размышлял Блэкджек. Однако последний его телефонный звонок немало порадовал сенатора. Дет рассказал, что нападение на загоны было невообразимо успешным. Байрон Невилл покинул ранчо на следующий же день. А в конце разговора Детвейлер клятвенно заверил, что вскоре и Кэйт Прайд непременно пойдет на попятную. Выслушав Детвейлера, Блэкджек, не теряя времени, позвонил Кэйт, собираясь утешить ее обычной ерундой вроде: «Ты сделала все, что можно. Не беда, девочка, что Бог не делает, все к лучшему».
Но вопреки ожиданиям, голос Кэйт звучал слишком бодро для человека, жизнь которого рушится прямо-таки на глазах. Вскоре Морган выяснил причину ее оптимизма. Благодаря подарку из частного зоопарка какого-то идиота и благородству ее знакомых, владельцев соседних ранчо, нападение Детвейлера теперь ровным счетом ничего не значило.
Если бы только можно было поехать в Кервилл и держать ситуацию под контролем, то Блэкджек наверняка нашел бы способ выжить Кэйт из Техаса. Однако, это опасно для его репутации. Если он отправится в Хилл Кантри во время сессии сената, то репортеры будут крутиться вокруг него, как мотыльки вокруг лампочки. Политики, находящиеся в меньшинстве, будут стараться умаслить сенатора.
«Боже мой, да я же пленник собственного положения!» — подумал Блэкджек, останавливаясь перед огромным окном, выходящим на Конститъюшн-авеню. Улица, убранная к празднику, напоминала ему о том, что с тех пор, как они договорились с Точиги, прошло шесть чертовых месяцев. Выдержит ли он еще шесть?..
Скрежеща зубами в бессильной злобе, Блэкджек отвернулся от окна. У него нет выхода. Он слишком глубоко влез во все это. Настало время для решительных действий.
— Ты не жалеешь, что не поехала в Нью-Йорк с Байроном? — спросил Хэнк, отодвигая от себя поднос с ленчем.
— Конечно нет, — Кэйт ослепительно, словно для камеры, улыбнулась, — я лучше побуду с тобой.
Хэнк знал, что, несмотря на ставшую теперь знаменитой улыбку, в душе Кэйт все еще живет ужас той ночи. И боль от слов Команчо. Никому никогда не удавалось поддеть Кэйт так, как Киллиану.
— Ты больше ничего не хочешь? — спросила Кэйт.
— У меня сегодня совсем нет аппетита.
— Пожалуйста, пап! Ну, ради меня… Хэнку стало не по себе, когда он увидел тревогу в ее глазах.
— Ну, хорошо, ладно, я съем этот сандвич. Но прежде я хотел бы кое о чем попросить тебя. Можно?
— Ну, конечно, пап!
— Я хочу, чтобы ты перестала относиться к Команчо, как к мальчику на побегушках.
«Ну уж никогда!» — подумала Кэйт, моментально вспыхнув. Затем, внезапно осознав, что жизнь Хэнка и в самом деле подошла к концу, она прикусила губу, чтобы не разрыдаться.
— Ты сделаешь это для меня? — мягко спросил Хэнк.
— Не думаю, что после нашего последнего разговора я смогу что-нибудь изменить в наших с ним отношениях. Команчо считает меня не способной руководить Аутбэком, он меня совершенно не уважает.
«И никогда не уважал», — мысленно добавила Кэйт. Не имеет значения, что, когда они оба были детьми, она пускалась во всевозможные авантюры, чтобы заслужить его расположение. Чего она только не вытворяла тогда, мечтая лишь об одном — ей хотелось, чтобы он улыбнулся ей, как и другим девушкам. Но Команчо никогда не ценил ее по-настоящему…
Хэнк ел сандвич, всем своим видом показывая полное смирение. Он отпил кипяченого молока из стакана, затем опять взглянул на Кэйт.
— Разве ты не поняла?
— Что не поняла?
— Милая моя девочка! Оказалось, что Команчо знает тебя лучше других, лучше меня. Если бы ты не разозлилась так в то утро, то вряд ли осталась бы с нами. Он злил тебя специально.
— Почему ты так решил?
— Потому что спрашивал Команчо об этом.
