— Еще чего! Я даже пятерку получил. По литературе, — ухмыльнулся Гера, толкнув Галю локтем.
— А по какой теме? — строго спросила Света.
— Сервантес. Внеклассное чтение.
— Отвечал без запинки, как Леня Якубович, — подтвердила Галя, не моргнув глазом. Ей Света еще тогда понравилась, в парке. Но раз она хочет играть в Мальвину, почему бы не присоединиться? Гера, конечно же, будет Буратино, ну а она согласна и на роль Пьеро.
— Молодец, — обрадовалась Света, а потом тяжело вздохнула. — А мне вот не повезло. Какие-то хулиганы на нас напали. Что с Лешей, не знаете? встревоженно спросила она.
— С ним все в порядке, — сказал Гера, взяв с тумбочки раскрытую книгу. Ян Амос Коменский. Тебе нельзя голову ерундой забивать.
Никто не успел ответить, а книжка уже полетела в форточку.
— Я схожу принесу? — предложила Галя.
— Нет, это сделает Герасим, — твердо ответила Света. — Ты поступил плохо и должен сам исправить свои ошибки. Иди.
— Вот она всегда такая, — засмеялся Гера. — Ей делаешь хорошо, а она не понимает. Ладно, с пациентами нельзя спорить, а то температура поднимется. Сейчас вернусь.
Спустившись по лестнице, он выскочил во внутренний дворик. Между липами и березками проветривались больные, кто — опираясь на костыли, а кто и в инвалидной коляске. Подобрав с клумбы книжку, Гера поднял голову и тотчас же присел на корточки, спрятавшись за чахлыми кустиками. Мимо него шли два человека. Одним из них был тот, кого пять дней назад он ударил спицей. Второй Корж. «Ну и дела! — подумал Гера. — Спелись они, что ли? А этот, выходит, выжил? Ну и отлично». Ему очень хотелось подслушать, о чем они говорят, и он крадучись пошел за ними вдоль кустов.
— Теперь мы в расчете? — спросил тот, с продырявленным животом; тугая повязка обхватывала его брюхо.
— Такой парень, как ты, Гнилой, никогда не подводит, я знаю, — с дурацким пафосом отозвался Корж. Гера усмехнулся: он хорошо изучил своего «наставника».
— И что дальше?
— Сегодня же и получишь его. В семь вечера.
Кусты кончились, а они удалялись по аллее, и Гера уже не мог слышать продолжение разговора. Сплюнув на землю, он побежал назад. Достаточно и того, что ему удалось узнать.
— Галя, нам пора! — сказал он, влетев в палату, — Наша подводная лодка погружается через пять минут. Вот, Светочка, твоя бесценная книга, поправляйся!
— Заводной, как юла, — прошептала Света, разглаживая страницы.
Девушку с зелеными глазами звали Снежана. Ей было двадцать пять лет, она училась в консерватории, терпеть не могла Филиппа Киркорова и обожала пирожки с капустой, испеченные в русской печке. В этом возрасте люди охотно говорят о себе и мало слушают других. Но Драгурову почему-то самому хотелось узнать о ней как можно больше, поэтому он только улыбался, вставлял редкие фразы и не мешал говорить. Наверное, у нее было мало друзей, либо она нелегко сходилась с людьми. Но отчего же столь откровенна с ним?
— Не подумайте, ради бога, что я так люблю болтать, — неожиданно сказала она, прервав какую-то тему и словно угадав его мысли. — Не знаю почему, но мне кажется — сегодня какой-то необычный день. Я с утра это поняла. Все — чудесно, легко, прекрасно. Так не бывает. По крайней мере, со мной. То начинают вдруг жать туфли, то кто-то пребольно толкнет в метро. Или не узнаешь себя в зеркале. У Вас бывает так, что смотрите в зеркало, а видите чужое лицо? То есть оно ваше, но совсем-совсем незнакомое — другой взгляд, улыбка…
— Нет, не бывает, — сознался Драгуров. — Это плохо?
— Не знаю. Вы счастливый человек. И с Вами очень просто. Может быть, потому что мы больше никогда не увидимся и нас ничто не связывает. Наверное, если бы Вы были моим соседом или старшим братом, я бы так не разговаривала.
— Клянусь никогда в жизни не становиться ни тем, ни другим, — всерьез пообещал Владислав.
— Нет, правда, чужой человек порою гораздо ближе, чем родственник. Даже чем отец, сын, муж или жена. Ведь в семье все запутано, скрыто… Вы не согласны?
— Когда постоянно лгут друг другу и это становится привычкой — да, жизнь превращается в лабиринт, из которого нет выхода, — ответил Драгуров. — Вы, наверно, не слишком счастливы, раз так думаете?
— Меня очень любили в детстве. Навязывали свою любовь, — поправилась она. — А по существу были заняты сами собой. Только дед относился искренне… Я Вам еще не надоела?
— Что Вы! — поспешно откликнулся Владислав, боясь теперь больше всего, что она вдруг очнется, станет холодно-вежливой и уйдет. О своей работе он уже позабыл и поймал себя на том, что ему приятно просто смотреть на нее и слушать. Ему не хотелось, чтобы она исчезла.
— Мои родители — болгары, и дед тоже, все они живут в России уже давно, продолжала Снежана и вдруг запнулась, замолчала. Глаза чуть потемнели, и теперь она смотрела мимо Драгурова, сквозь него. — Никак не могу привыкнуть к смерти отца.
— А Вы не говорите об этом, — сказал Владислав, вспомнив, что старик, принесший металлического мальчика, упоминал о гибели зятя в автокатастрофе.
Чтобы отвлечь девушку, он разбудил спящего в коробке под столом котенка и вытащил его на свет божий. Котенок уставился на Снежану, раскрыв от удивления глазки и даже не мяукнув.
— Какая прелесть! — воскликнула она, беря котенка на руки и позабыв, кажется, сразу обо всем.
— Вы ему понравились. У Вас с ним одинаковые глаза.
— Правда? Как его зовут?
— Никак.
— Надо придумать имя. Даже куклам дают имя. Хотя они этого не заслуживают.
— А у него уже есть. Никак.
Снежана рассмеялась, сообразив. Владиславу было радостно, что он сумел развеселить ее. Всем стало хорошо, даже котенку. Может быть, сегодня действительно какой-то необычный день? Драгуров позабыл не только о работе, но и о доме, словно оторвавшись от земли и ее тяготения. Но вопрос девушки вернул его обратно:
— Вы, должно быть, счастливы со своей семьей?
— Конечно, — промолвил он. — У меня отличная жена, дочь. Другая жизнь и не нужна.
— А Вы пробовали жить другой жизнью? — загадочно спросила Снежана. И сама же ответила: — Впрочем, пробуют вино; если оно невкусно — выливают, а если желанно — выпивают бокал до дна. — Она поднялась и протянула руку. — Кажется, мне пора идти. Дедушка приболел, просто просил узнать, как продвигается работа. Но в следующий раз за игрушкой он придет сам. Я передам ему, что все в порядке. Ведь так?
— Остались детали, — смущенно пробормотал Владислав, растерявшись. — А Вы? Вы не придете больше? У меня сейчас, наверное, очень глупый вид?
— Такой же, как у него. — Снежана показала на котенка. — Прощайте! Мне было очень хорошо здесь, поверьте.
Почувствовав, что Драгуров хочет что-то сказать, возразить, ответить, она приложила пальчик к губам и улыбнулась — только глазами, лиственной зеленью весны.
— Ни сло-ва больше, — раздельно, по слогам, проговорила она. И ушла.
Некоторое время Владислав ходил по мастерской из угла в угол. Потом остановился, задумался, вспомнил весь разговор со Снежаной.
— А на что ты рассчитывал, старый дурень? — наклоняясь к котенку, насмешливо спросил он. Никак тотчас же замяукал, словно объясняя, что если кто из них двоих и дурень, тем более старый, то уж не он, а хозяин. — Пожалуй, ты прав, — согласился Драгуров.
Работать не хотелось. Вытаскивая из сумки бутерброды, он наткнулся на сценарий. И, чтобы как-то отвлечься, открыл его наугад.
«…Князь купил меня на торгах за смехотворно низкую цену: два рубля с полтиной, но я не был в обиде
