Она мотнула головой.
— А на что мне это? Вот если бы ты научил меня получше читать и писать…
— А разве ты не умеешь? Ну конечно, раз твоя мать… э… всегда так занята…
— Я многому сама научилась. Я знаю буквы и могу вести счета, но мне бы хотелось уметь читать по настоящему.
— Я тебя научу, — обещал он. — Но только с одним условием.
— С каким же? — Доверчивое выражение исчезло из ее глаз.
— Чтобы ты научила меня играть на флейте.
— Попробую.
— Мне давно этого хочется. У нас, знаешь ли, не принято играть на флейтах. В театре, конечно, играют, и музыканты на пирах тоже, но благородным мужам это занятие не пристало. Флейта слишком уж чувствительна, а кроме того, надувая щеки, трудно сохранять надлежащее достоинство…
— Глупость какая! — перебила она.
— Послушай, — вмешался Лукиан, — уже очень поздно. Нам надо торопиться.
Алексид посмотрел на Коринну:
— Ты пойдешь с нами?
— Нет, я еще побуду здесь. Я не хочу возвращаться домой до ночи. Ты обо мне не беспокойся.
— Хорошо. — Лукиан уже спустился на землю, и Алексид спрыгнул за ним.
— Не забудь, что ты обещала научить меня играть на флейте.
Когда среди удлиняющихся вечерних теней они устало бели по обсаженной тополями дороге, Лукиан сказал:
— Ты, конечно, пошутил? Было бы неплохо слазить туда еще раз, если бы знать заранее, что ее там нет, но ведь ты же не хочешь в самом деле видеться с ней!
— А почему?
— Как «почему», Алексид? Она же чужестранка, живет в грязной харчевне! Мне она показалась ужасной! Просто уличная девчонка, и я никак не ждал…
Не ждал Лукиан и звонкой пощечины, от которой левая щека его побагровела. Спустя мгновение друзья до гроба уже катались в пыли дороги и яростно колотили друг друга.
Глава 5
СКАЧКИ С ФАКЕЛАМИ
— Скажи: «Я очень сожалею»… — Лукиан, еле переведя дух, уселся на грудь приятеля.
Алексид перестал вырываться. В короткой схватке он сразу растратил весь свой гнев, и к нему вернулось обычное чувство юмора.
— Я очень-очень сожалею, — с трудом выговорил он, — что ты сидишь у меня на животе.
— Нет, ты скажи, что сожалеешь, что ударил меня.
— Ну, поскольку это и есть причина, которая привела к вышеупомянутому следствию, — пустился в рассуждения Алексид, — то раз я сожалею о следствии, значит, из этого логически вытекает, что я…
— Да замолчи же! Ты, наверно, будешь философствовать, даже если тебя повесят за ноги. Ты сожалеешь, что ударил меня по лицу? Да или нет?
— Ну, с одной стороны…
— Да или нет? — настаивал Лукиан. — А я пока поупражняюсь к скачкам с факелами.
Оба они через несколько дней должны были участвовать в конных состязаниях юношей. Упражнения Лукиана заключались в том, что он принялся подпрыгивать на животе приятеля, всем весом придавливая его к земле.
— Да-а! — пропыхтел Алексид после третьего скачка.
Лукиан отпустил его, и оба поднялись на ноги.
— Однако, — тут же продолжал Алексид, — отсюда, мой друг, следует только одно: ты сильнее меня, а это мы знали и раньше.
Лукиан теперь благоразумно избегал упоминаний о Коринне, но, когда они снова побрели по дороге навстречу закату, он высказал все, что думал о женщинах.
— Конечно, мужчине рано или поздно следует обзавестись семьей, но вообще-то от женщин нет никакого толку. Мой отец говорит, что жениться следует в тридцать лет, а до тех пор у человека хватает и других занятий — атлетические состязания, военная служба, друзья. Отец говорит, что дружба — самое главное в жизни. А с женщинами дружить нельзя, — они не умеют разговаривать об отвлеченных предметах…
Вспомнив Коринну, Алексид усомнился в этом.
— Ну конечно, — пробормотал он.
Но Лукиан не заметил легкой иронии в его тоне. Он продолжал рассуждать, а Алексид продолжал
