поговорить'. 'Да пошел ты к черту, – тесть перешел на высокую визгливую ноту. – И не звони сюда больше. Никто не подойдет. И не вздумай приехать. Охотничье ружье я зарядил. Получишь картечью в морду. Прямо в поганую морду. Пускай потом меня судят. Но за смерть такого подонка как ты, судить меня не станут. Спасибо скажут'.
Дальше – отборный мат. Хватит маразма. Теперь бросил трубку Каширин. Побродив по тесному номеру, чувствуя странный зуд в сжатых кулаках, он спустился в буфет.
Рогожкин, кое-как справившись с гречневой кашей, снова взглянул на Каширина. Тот, отодвинув в сторону тарелку, пригубил кофе.
– Почему вы ничего не едите?
– Эта пища слишком жирная для меня, – сказал Каширин. – Слушай парень, ты хочешь заработать?
Рогожкин, в последнее время ломавший голову над этой проблемой, только пожал плечами.
– Смотря сколько. И каким способом.
– Много дать не могу.
Каширин назвал сумму – в пересчете на доллары – десятка.
– Но зато это верные деньги. Нужно отвезти письмо по одному адресу. Окей?
– Нужно бы накинуть. Впрочем, ладно, и этого хватит.
Рогожкин подумал, что лучше не борзеть. За такие деньги много желающих найдется письмо отвезти. Когда денег нет совсем – и десятка зеленых деньги.
– Заранее благодарю.
– Умоляю, не надо благодарности. Просто заплатите.
Через минуту Каширин с Рогожкиным вышли из буфета. В газетном киоске, помещавшимся в вестибюле гостиницы, Каширин купил конверт и тонкую ученическую тетрадь.
Каширин занимал номер на том же третьем этаже, в противоположном конце коридора, окнами не на улицу, а во двор. Комната Каширина были попросторнее, в отличие от номера Рогожкина, здесь стоял холодильник, телевизор и письменный стол. Пол покрывал истертый, но еще вполне приличный шерстяной ковер.
– Хорошо тут у вас, – Рогожкин с завистью оглядел номер. – Так жить – и помирать не надо. И сколько вы платите за эту роскошь? За телек и все прочее?
– Нисколько. Мой старый приятель тут администратор. Уступил мне номер на недельку. По дружбе.
– Ну, у вас хорошие друзья. Кстати, как вас зовут?
Каширин, представляясь, назвал себя по имени отчеству и фамилии. Рогожкин после короткого раздумья решил назваться подлинным именем, внешность Каширина внушала доверие.
– Коля Рогожкин.
Каширин достал из кармана 'Паркер' с золотым пером, вырвал из тетрадки листок, начал быстро писать: 'Марина, все то, что произошло вчера, имеет свою историю'. В нескольких общих фразах Каширин описал злоключения последних дней, попросил у жены прощения за то, что не нашел времени объясниться с ней, все рассказать.
Рогожкин, понимая деликатность момента, отвернулся к окну.
Заканчивалось письмо словами: 'Постарайся меня понять. Где сейчас нахожусь, тебе лучше не знать. Возможно, нам угрожает опасность. Пока поживи у родителей, на Ленинский не езди. Нужно время, чтобы все немного улеглось. Через неделю свяжусь с тобой, решим, как жить дальше. Ответь только одно: могу ли я рассчитывать пусть не на прощение, но на твое понимание? Обнимаю, Евгений'.
Каширин послюнявил языком клей на уголке конверта, запечатал его. Адрес написал на отдельном листочке, протянул послание Рогожкину.
– Передашь в руки Марине. Красивая такая блондинка примерно твоего возраста. Пусть прочитает письмо при тебе и даст ответ на словах. Или напишет. Ты, вижу, умный парень. Ты и без ответа все поймешь по ее глазам. Расчет получишь, когда вернешься. А это деньги на такси. Туда и обратно. Жду тебя здесь. Поторопись.
– Разумеется. Иногда мне кажется, что я просто рожден для того, чтобы развозить чужие письма. А кто эта Марина, жена?
Каширин кивнул.
– Только она сейчас у своих родителей. У меня с тестем напряженка.
– А по телефону позвонить ей нельзя?
– Если я позвоню, ты останешься без денег.
Рогожкину вдруг мучительно захотелось похвастаться.
– У меня тоже есть жена, – заявил он. – Ну, не жена, невеста. Она балерина. Вот.
Он вытащил из кармана завернутую в носовой платок фотографию Светки из ресторанного кордебалета. Одетая лишь в красный купальник и головной убор из длинных серебряных перьев, девушка стояла на сцене и улыбалась публике.
– Красивая?
– Просто слов нет.
Каширин подтолкнул молодого человека к двери.
