большевиков на северном Кавказе, а потом весенний их разгром на Дону и движение к Царицыну! По- видимому, политический меридиан, о котором я говорю, делит на две части не только Poccию, но весь мир. К западу от него все народы Европы, истерзанные, измученные войною и так или иначе революционизированные ею. В частности французские и одесские левые настроения несомненно составляют одно целое. Союзники наши увлекают нас на наклонную плоскость, ведущую к крайней левой, потому что они сами несомненно катятся туда же. Отсюда то взаимное непонимание французов и добровольческой армии, которое мне приходилось наблюдать в течение целой зимы. {192}
Непонимание это было несомненно одной из причин одесской катастрофы, независимо от того, что французы были до последней степени раздражены против добровольческой армии, они ее несомненно недооценили и в той же мере переоценили большевиков. Не отдавая себе отчета в различии социальной атмосферы на востоке и на западе России, они были убеждены в том, что большевизму так или иначе обречена вся Россия. В дни зимних наших неудач на Дону генерал д'Ансельм и полковник Фреденберг говорили, что занятие Новочеркасска и Ростова большевиками - вопрос каких-нибудь трех-четырех дней. Едва ли они ушли бы из Одессы так поспешно и в особенности едва ли их уход сопровождался бы теми тяжкими оскорблениями добровольческой армии, о которых будет рассказано в дальнейшем, если бы они не были убеждены в неизбежности и близости ее окончательной гибели. Поразительно, до какой степени действительность обманула их предвидения.
Наиболее блестящее успехи добровольцев развернулись вскоре после ухода французов, т. е. именно в тот момент, когда последние ждали их конца.
Взаимные отношения добровольческой армии и французов вообще - одна из самых поучительных и интересных страниц истории нашего второго смутного времени. Они в высшей степени типичны для обоих противоположных полюсов по обе стороны политического меридиана.
Характерно, что в то самое время, когда добровольческие генералы в Екатеринодаре подчинялись 'кадетскому' засилию, эти самые генералы слыли в Одессе за величайших реакционеров. Oh, ces volontaires, ils n'ont rien appris et rien oublie (Ах уж эти добровольцы: они ничему не научились и ничего не забыли!) - волновался генерал д'Ансельм; с своей стороны, левые и левеющие русские поддерживали французское командование в этом убеждении.
На самом деле политика Деникина и его сотрудников в Одессе была не реакционною, а просто неумелою. Они обнаружили с одной стороны полное незнание и непонимание запутанных местных отношений, а с другой стороны неспособность отрешиться от старинных способов управления, совершенно неприспособленных к новым условиям жизни.
С самого начала французской оккупации, Одесса рассматривалась и французами, и русскими сторонниками единой России как город русский, a не украйнский. Поэтому право добровольческой армии так или иначе участвовать в управлении Одессой и одесским районом признавалось всеми, кроме украйнцев и большевиков. Командующий местными добровольческими войсками генерал был в то же время и главою гражданского управления. Когда я приехал в Одессу, в этой должности состоял молодой генерал-майор А. Н. Гришин-Алмазов. С другой стороны, в военное время все управление, как гражданское, так и военное, неизбежно подчиняется высшей военной власти данной {193} местности, а таковою было в данное время несомненно французское командование. Отношения при этих условиях не могли не быть чрезвычайно трудными: с одной стороны было необходимо сохранить в Одессе верховенство добровольческой армии; с другой стороны - ее местный представитель в Одессе должен был так или иначе подчиняться требованиям французского военного командования. В этих сложных взаимных отношениях с самого начала таилась возможность конфликта между двумя верховенствами.
Отношения обострились, в особенности благодаря тому, что генерал Деникин упорно держался старых способов управления, т. е. стремился всем управлять из Екатеринодара, как в былые времена вся Россия управлялась из Петербурга, и не решался давать своему же собственному представителю на месте достаточных полномочий. Благодаря этому, конфликт стал неизбежным.
Уже в декабре 1918 года отношения стали невозможными и Совету Государственного Объединения стало очевидным, что назревает конфликт в самой острой форме. Генерал Деникин оставил за собою главнейшие функции гражданского управления в Одессе и ее районе. Его представитель в Одессе был стеснен в возможности производить экстренные расходы и для каждого сколько-нибудь значительного экстренного расхода должен был испрашивать разрешения из Екатеринодара. То же разрешение требовалось для ввоза в Одессу и для вывоза из нее каких бы то ни было продуктов и для передвижения каких бы то ни было морских судов из одесской гавани. Чтобы понять то тяжелое положение, в какое ставились этими требованиями местные власти и французское командование, надо принять во внимание необычайные трудности сношений между Одессой и Екатеринодаром. Телеграфные сношения по прямому проводу были редки и неправильны, вследствие постоянно повторяющейся порчи провода. Радиотелеграфные сношения были почти невозможны, так как радиотелеграф воспроизводил всю сложную путаницу радиотелеграмм со всего света, в которой трудно было отличить своих от чужих. Корреспонденция поддерживалась исключительно пароходными сношениями. Но в виду хронического недостатка угля и ненадежности 'товарищей'-грузчиков, рейсы были тоже весьма редки и неправильны. По расписанию, пароходы должны были отправляться и прибывать в определенные дни два раза в неделю. На самом деле никогда нельзя было предвидеть дня и часа, когда пароход тронется в путь. Помню, как в Новороссийске я три дня ждал парохода, а на четвертый отплыл и вернулся опять в порт. Сначала угля не было, потом грузчики отказались грузить уголь, потом 'капитан куда-то ушел', потом пароход отправился, но вернулся для перегрузки, потому что погруженным оказался уголь такого качества, с которым мы делали два узла в час... При таких способах сношений, задача управления Одессой из Екатеринодара становилась просто напросто невозможной. Неотложные вопросы, с которыми обращались одесские власти в Екатеринодар, оставались неделями без разрешения, дела не двигались, назревали многочисленные опасности.
{194} 'Войдите в мое положение', говорил командированным в Екатеринодар членам Совета Государственного Объединения генерал Гришин-Алмазов, - 'вдруг ко мне приходят грузчики из порта, которым мы должны большую сумму, и предъявляют ультиматум: или уплата в трехдневный срок, или забастовка, полная остановка всякого пароходного движения и, стало быть, голод в Одессе, куда множество продуктов подвозится морем. Или другой случай. По закону прежнего гетманского правительства все чиновники к празднику получают определенную сумму наградных. Разрешение выдать такой же процент наградных офицерам-добровольцам было безусловно необходимо; как не дать им того, что дается всякому чиновнику, но к празднику это разрешение еще не было получено в Одессе. Я решился выдать на свой риск и страх и получил за это строгий выговор из Екатеринодара. Хоть выходить в отставку. Скажите Деникину, если мне не доверяют, - пусть назначают другого, - если мне верят, пусть оставят меня. Но буду ли я, будет ли другой, все равно - это лицо должно обладать теми полномочиями, без коих управлять немыслимо'.
Легко себе представить, в какое положение были поставлены такими способами управления французы в Одессе. Отношения обострялись тем, что и их требования тоже не были умеренны. Между тем как добровольческое командование не вступало на путь необходимой децентрализации, французы хотели быть полными хозяевами в Одессе. Депутаты нашего Совета, ездившие в Яссы к Бертело еще до приезда в Одессу генерала д'Ансельма, привезли нам французский проект будущего управления Одессой, совершенно не считавшийся с требованиями представителя добровольческой армии. Французы предполагали просто на просто поручить все управление Одессой и Одесским районом совету из русских общественных деятелей при французском командовании. Они даже спрашивали наших депутатов, кого им назначить в этот совет, совершенно не задаваясь вопросом, нужно ли им или не нужно входить об этом в переговоры с добровольческой армией. Эти французские проекты встречали поддержку со стороны тех местных федералистических и автономических течений, о которых я уже говорил.
С приздом в Одессу д'Ансельма и его штаба, течения эти чрезвычайно усилились. Положение французского командования и в самом деле было чрезвычайно трудным. Одесса оставалась без нефти и керосина. Французы пытались послать за этими продуктами пароход в Батум, но команда отвечала решительным отказом выйти из порта без разрешения из Екатеринодара, так как в противном случае - ей угрожал расстрел. Д'Ансельм жаловался нам, членам Совета Государственного Объединения, что из за этих порядков Одессе угрожает серьезная опасность со стороны большевиков: он лишен возможности послать в Салоники за десантом, который там уже готов к отплытию, потому что Екатеринодар упорно отмалчивается на предложение - отпустить пароходы. {195} По словам Фреденберга, дело будто бы доходило до того, что
