Размышлял. А нет, ну – нет.
Тёркин – дальше. Автор – вслед.
Бой безвестный, о которомРечь сегодня поведём,Был, прошёл, забылся скоро…Да и вспомнят ли о нём? Бой в лесу, в кустах, в болоте,Где война стелила путь,Где вода была пехотеПо колено, грязь – по грудь;Где брели бойцы понуро,И, скользнув с бревна в ночи,Артиллерия тонула,Увязали тягачи.Этот бой в болоте дикомНа втором году войныНе за город шёл великий,Что один у всей страны;Не за гордую твердыню,Что у матушки-реки,А за некий, скажем ныне,Населённый пункт Борки.Он стоял за тем болотомУ конца лесной тропы,В нём осталось ровным счётомОбгорелых три трубы.Там с открытых и закрытыхОгневых – кому забыть! —Было бито, бито, бито,И, казалось, что там бить?Там в щебёнку каждый камень,В щепки каждое бревно.Называлось там БоркамиМесто чёрное одно.А в окружку – мох, болото,Край от мира в стороне.И подумать вдруг, что кто-тоЗдесь родился, жил, работал,Кто сегодня на войне.Где ты, где ты, мальчик босый,Деревенский пастушок,Что по этим дымным росам,Что по этим кочкам шёл?Бился ль ты в горах Кавказа,Или пал за Сталинград,Мой земляк, ровесник, брат,Верный долгу к приказуРусский труженик- солдат.Или, может, а этих дымах,Что уже недалеки,Видишь нынче свой родимыйУгол дедовский, Борки?И у той черты недальной,У земли многострадальной,Что была к тебе добра,Влился голос твой в печальныйИ протяжный стон: «Ура-а…»Как в бою удачи малоИ дела нехороши,Виноватого, бывало,Там попробуй поищи.Артиллерия толковоГоворит – она права:– Вся беда, что танки сноваВ лес свернули по дрова.А ещё сложнее счёты,Чуть танкиста повстречал:– Подвела опять пехота.Залегла. Пропал запал.А пехота не хвастливо,Без отрыва от землиЛишь махнёт рукой лениво:– Точно. Танки подвели.Так идёт оно по кругу,И ругают все друг друга,Лишь в согласье все подрядАвиацию бранят.Все хорошие ребята,Как посмотришь – красота.И ничуть не виноваты,И деревня не взята.И противник по болоту,По траншейкам торфянымСадит вновь из миномётов —Что ты хочешь делай с ним.Адреса разведал точно,Шлёт посылки спешной почтой,И лежишь ты, адресат,Изнывая, ждёшь за кочкой,Скоро ль мина влепит в зад.Перемокшая пехотаВ полный смак клянёт болото,Не мечтает о другом —Хоть бы смерть, да на сухом.Кто-нибудь ещё расскажет,Как лежали там в тоске.Третьи сутки кукиш кажетВ животе кишка кишке.Посыпает дождик редкий,Кашель злой терзает грудь.Ни клочка родной газетки —Козью ножку завернуть;И ни спичек, ни махорки —Всё раскисло от воды.– Согласись, Василий Тёркин,Хуже нет уже беды?Тот лежит у края лужи,Усмехнулся:– Нет, друзья,о сто раз бывает хуже,Это точно знаю я.– Где уж хуже…– А не спорьте,Кто не хочет, тот не верь,Я сказал бы: на курортеМы находимся теперь.И глядит шутник великийНа людей со стороны.Губы – то ли от черники,То ль от холода черны,Говорит:– В своём болотеТы находишься сейчас.Ты в цепи. Во взводе. В роте.Ты имеешь связь и часть.Даже сетовать неловкоПри такой, чудак, судьбе.У тебя в руках винтовка,Две гранаты при тебе.У тебя – в тылу ль, на фланге, — Сам не знаешь, как силён, —Бронебойки, пушки, танки.Ты, брат, – это батальон.Полк. Дивизия. А хочешь —Фронт. Россия! Наконец,Я, скажу тебе корочеИ понятней: ты – боец.Ты в строю, прошу усвоить,А быть может, год назадТы бы здесь изведал, воин,То, что наш изведал брат.Ноги б с горя не носили!Где свои, где чьи края?Где тот фронт и где Россия?По какой рубеж своя?И однажды ночью поздно,От деревни в сторонеУкрывался б ты в колхозной,Например, сенной копне…Тут, озноб вдувая в души,Долгой выгнувшись дугой,Смертный свист скатился в уши,Ближе, ниже, суше, глуше —И разрыв! За ним другой…– Ну, накрыл. Не даст дослушатьЧеловека.– Он такой…И за каждым тем разрывомНа примолкнувших ребятРваный лист, кружась лениво,Ветки сбитые летят.Тянет всех, зовёт куда-то,Уходи, беда вот-вот…Только Тёркин:– Брось, ребята,Говорю – не попадёт.Сам сидит как будто в кресле,Всех страхует от огня.– Ну, а если?..– А уж если…Получи тогда с меня.Слушай лучше. Я серьёзноРассуждаю о войне.Вот лежишь ты в той бесхозной,В поле брошенной копне.Немец где? До ближней хатыПолверсты – ни дать ни взять,И приходят два солдатаВ поле сена навязать.Из копнушки вяжут сено,Той, где ты нашёл приют,Уминают под коленоИ поют. И что ж поют!Хлопцы, верьте мне, не верьте,Только врать не стал бы я,А поют худые черти,Сам слыхал: «Москва моя».Тут состроил Тёркин рожуИ привстал, держась за пень,И запел весьма похоже,Как бы немец мог запеть.До того тянул он криво,И смотрел при этом онТак чванливо, так тоскливо,Так чудно, – печёнки вон!– Вот и смех тебе. ОднакоУслыхал бы ты тогдаЭту песню, – ты б заплакалОт печали и стыда.И смеёшься ты сегодня,Потому что, знай, боец:Этой песни прошлогоднейНынче немец не певец.– Не певец-то – это верно,Это ясно, час не тот…– А деревню-то, примерно,Вот берём – не отдаёт.И с тоскою бесконечной,Что, быть может, год берёг,Кто-то так чистосердечно,Глубоко, как мех кузнечный,Вдруг вздохнул:– Ого, сынок!Подивился Тёркин вздоху,Посмотрел, – ну, ну! – сказал, —И такой ребячий хохотВсех опять в работу взял.– Ах ты, Тёркин. Ну и малый.И в кого ты удался,Только мать, наверно, знала…– Я от тётки родился.– Тёркин – тёткин, ёлки- палки,Сыпь ещё назло врагу.– Не могу. Таланта жалко.До бомбёжки берегу.Получай тогда на выбор,Что имею про запас.– И за то тебе спасибо.– На здоровье. В добрый час.Заключить теперь нельзя ли,Что, мол, горе не беда,Что ребята встали, взялиДеревушку без труда?Что с удачей постояннойТёркин подвиг совершил:Русской ложкой деревяннойВосемь фрицев уложил!Нет, товарищ, скажем прямо:Был он долог до тоски,Летний бой за этот самыйНаселённый пункт Борки.Много дней прошло суровых,Горьких, списанных в расход.– Но позвольте, – скажут снова, —Так о чём тут речь идёт?.Речь идёт о том 
