гоготали, что их было слышно за милю.
- Ребята, давайте по этому поводу разрежем арбуз, - сказал Детище Напасти, стал шарить между связками гонта, где я лежал, и наткнулся прямо на меня. Я был теплый, мягкий и голый; он только охнул: 'Ох!' - и отскочил.
- Тащите сюда фонарь или лучину, ребята: тут змея толщиной с корову!
И вот они притащили фонарь, столпились и стали меня разглядывать.
- Ну, вылезай, бродяга! - сказал один.
- Ты кто такой? - спросил другой.
- Ты зачем сюда влез? Живо отвечай, не то полетишь за борт.
- Тащите его, ребята! Тяни его за ноги!
Я взмолился о пощаде и вылез, весь дрожа. Они с удивлением оглядели меня, и Детище Напасти сказал:
- Ишь проклятый воришка! Помогите, ребята, давайте бросим его в воду.
- Нет, - сказал Большой Боб, - давайте сюда горшок с краской: выкрасим парня с головы до ног в голубой цвет, а потом уж можно его выбросить.
- Здорово! Правильно! Ну-ка, Джимми, сбегай за краской!
Когда принесли краску и Боб, взявшись за кисть, уже собрался приступить к делу, а другие покатывались со смеху и потирали руки, я заплакал, - и это, очевидно, как-то подействовало на Дэви.
- Эй, стойте! - сказал он. - Ведь он совсем щенок. Я сам выкрашу того, кто его тронет.
Я взглянул на них; кто-то заворчал, но Боб положил кисть, и никто до нее не дотронулся.
- Иди сюда, к огню, и говори, зачем ты здесь? - сказал Дэви. - Ну, сядь сюда и рассказывай о себе. Ты долго тут сидел?
- Не больше четверти минуты, сэр! - ответил я.
- Как же ты так скоро высох?
- Не знаю, сэр, это я всегда такой...
- Ах, вот оно что? А как тебя зовут?
Я не собирался назвать себя и, не зная, что сказать, брякнул:
- Чарльз-Уильям Олбрайт, сэр.
Как они загоготали! И до чего я был рад, что так ответил, может, от смеха они станут добрее.
Когда они отсмеялись, Дэви сказал:
- Нет, это не подойдет, Чарльз-Уильям. Ты бы не мог так подрасти за пять лет: ведь ты был младенцем, когда тебя вытащили из бочки, и к тому же мертвым. Ну-ка, рассказывай правду, и тебя никто не тронет, если ты ничего дурного не задумал. Как тебя зовут взаправду?
- Алек Гопкинс, сэр. Алек-Джеймс Гопкинс.
- Ну, Алек, откуда ты сюда явился?
- С торговой баржи, сэр. Она стоит там, за мыском. Я на ней и родился. Папаша всю жизнь здесь торгует, он велел мне сюда переплыть, потому что хочет попросить кого-нибудь из вас поговорить с неким мистером Джонасом Тернером, в Каире, и сказать ему...
- Ну, знаешь...
- Да, сэр, это сущая правда, папа сказал...
- Рассказывай своей бабушке!
Все расхохотались; и когда я снова хотел что-то сказать, они перебили меня и остановили.
- Послушай-ка, - сказал Дэви, - ты, видно, с перепугу плетешь всякую чушь. Говори честно: ты действительно живешь на барже или это вранье?
- Да, сэр, на торговой барже. Она там, за мыском. Только я на ней не родился. Это наш первый рейс.
- Вот, теперь он заговорил. А зачем сюда залез - воровать?
- Нет, сэр, нет. Я просто хотел прокатиться на плоту. Все мальчишки так делают.
- Да, это я знаю. А почему спрятался?
- Ну, ведь иногда мальчишек гонят...
- И правильно, не то еще украдут что-нибудь. Слушай, если мы тебя сейчас отпустим, даешь слово никогда больше не впутываться в такие дела?
- Клянусь, не буду, хозяин! Поверьте, не буду!
- Ну, ладно, берег совсем близко. Прыгай в воду и не валяй больше дурака. Черт возьми, малый, другие плотовщики так бы тебя отдубасили, что на тебе живого места бы не осталось.
Я не стал ждать прощальных поцелуев, нырнул в воду и что было сил поплыл к берегу. Когда Джим подгреб ко мне, большой плот уже исчез за мысом. Я влез на свой плот и был страшно счастлив, очутившись наконец дома'.
Мальчик не получил тех сведений, за которыми отправился, но его приключение дало нам возможность заглянуть в быт исчезнувших ныне плотогонов и баржевиков, которых мне хотелось обрисовать в этой главе моей книги.
Теперь перейду к той стороне жизни на Миссисипи, которая в эпоху расцвета пароходства заслуживает, по моему мнению, наибольшего внимания, а именно: к великому лоцманскому искусству, там процветающему. Я полагаю, что нигде в мире ничего похожего не найти.
ПРИМЕЧАНИЯ
Картинки прошлого. (Frescoes from the Past). 3-я глава 'Жизни на Миссисипи' (Life on the Mississippi), 1883. Первоначально эта глава была написана Твеном для 'Приключений Гекльберри Финна', но включена туда не была.
А.Николюкин
