держался на ногах, и хозяин кивнул им из-за стойки.
– Заходите, джентльмены, заходите.
– Ладно, Дикон, – отвечал Маккалем.
Баярд пошел дальше. Когда они проходили мимо фонтанчика с содовой, к нему обратился молодой адвокат, стоявший рядом с каким-то незнакомцем:
– Капитан Сарторис, познакомьтесь с мистером Брэттоном. Грэттон прошлой весной воевал в Англии.
Незнакомец обернулся и протянул руку, но Баярд невидящим взором посмотрел на него и так стремительно двинулся вперед, что тот невольно попятился, чтобы Баярд не сбил его с ног.
– Черт бы его побрал, – пробормотал он в спину Баярду.
Адвокат схватил его за руку.
– Он пьян, – торопливо зашептал он. – Пьян.
– Плевать я хотел! – громко сказал Грэттон. – Какой-то паршивый лейтенантишка воображает, что…
– Тс-с, – прошипел адвокат.
Хозяин испуганными круглыми глазами смотрел на них из-за ящика со сладостями.
– Джентльмены, джентльмены! – лепетал он. Незнакомец в ярости двинулся к Баярду, и тот остановился.
– Подожди, я сейчас разобью ему рожу, – сказал он, обернувшись к Маккалему.
Незнакомец оттолкнул адвоката и шагнул вперед.
– Тебе еще и во сне не снилось… – начал он.
Маккалем легким, но твердым движением взял Баярда под руку:
– Пошли, парень.
– Я должен разбить его мерзкую рожу, – заявил Баярд, тупо уставившись на разъяренного незнакомца.
Адвокат снова вцепился в своего приятеля.
– Убирайтесь, – сказал незнакомец, отталкивая его. – Пусть он только попробует. Ну, валяй, сопляк несчастный.
– Джентльмены, джентльмены! – жалобно скулил хозяин.
– Пошли, парень, – сказал Маккалем. – Мне надо посмотреть одну лошадь.
– Лошадь? – повторил Баярд и послушно пошел за ним, но тут же остановился и, обернувшись к незнакомцу, сказал: – Сейчас я не могу разбить тебе рожу. Очень жаль, но мне надо посмотреть лошадь. Попозже загляну к тебе в гостиницу.
Но незнакомец повернулся к нему задом, а адвокат, стоя у него за спиной, подмигивал и делал знаки Маккалему:
– Ради бога, уведите его, Маккалем.
– Ладно, я еще успею разбить ему рожу. К сожалению, не могу разбить твою рожу, Юстас, – обратился он к адвокату. – Нас еще в школе учили: никогда не соблазняй дуру и не бей калеку.
– Пошли, пошли, – твердил Маккалем, увлекая Баярда к выходу.
У дверей Баярд опять остановился, закурил папиросу, и они вышли на улицу. Было уже три часа, и они снова попали в самую гущу выходивших из школы ребятишек. Баярд держался довольно прямо и несколько воинственно. Вскоре Маккалем свернул в боковую улицу, они миновали несколько негритянских лавок и, пройдя между работающей мукомольней и молчавшей хлопкоочистительной фабрикой, свернули в переулок, где стояли на привязи лошади и мулы. В конце переулка слышался стук молота по наковальне, и в дверях кузницы, возле которых стояла на трех ногах терпеливая лошадь, вспыхивало красноватое сиянье. Миновав кузницу и группу мужчин, сидевших на корточках в тени под стеной, они добрались до ворот, запиравших темный кирпичный туннель, из которого резко пахло аммиаком. Несколько мужчин сидели на верхней перекладине ворот, другие стояли, опершись на них скрещенными руками. Из загона доносились голоса, а потом сквозь просветы забранных планками ворот показалась высокая неподвижная тень, отливавшая блеском вороненой стали.
У двери в конюшню, зияющей словно пасть пещеры, стоял жеребец, и по его вороненой коже то и дело мелкой нервной дрожью пробегали короткие гордые язычки бледного пламени. Но глаза его смотрели спокойно и дерзко, и по временам взгляд его с царственным величием и тонким презрением окидывал группу людей у ворот, не различая в ней отдельных лиц, и язычки бледного пламени снова пробегали по его коже. На шею лошади был накинут недоуздок, привязанный к косяку дверей; позади на почтительном расстоянии прохаживался с видом собственника белый мужчина, а рядом с ним негр-конюх с привязанным к поясу мешком. Маккалем с Баярдом остановились у ворот, и белый, обойдя застывшего в надменной неподвижности жеребца, приблизился к ним. Негр-конюх тоже вышел вперед, держа в руках мягкую грязную тряпку и монотонно напевая низким голосом. Жеребец позволил ему подойти и стереть тряпкой нервные язычки пламени, которые, словно рябь, пробегали по его телу.
– Ну, чем не картинка? – опершись локтем о ворота, спросил у Маккалема белый.
К его подтяжкам был прикреплен почерневший от старости шнурок из сыромятной кожи, на котором висели дешевые никелированные часы. Бороду он брил, но от уголков губ к подбородку спускались темные полосы щетины, и поэтому всегда казалось, будто он жует табак с открытым ртом. По профессии барышник, он постоянно судился с железнодорожной компанией[36], по вине которой гибло насильственной смертью его поголовье.
– Поглядите-ка на этого черномазого, – сказал он. – Я бы к этому жеребцу и на десять ярдов не
