— М-м-м, — качал он головой, глядя на труп. — На этот раз ты его пришибла, мать.
Но Большой Джордж не только качал головой, он лихорадочно соображал, как быть дальше. Негру, который убил белого в Алабаме, ни на какие поблажки рассчитывать не приходилось, и у него не было выхода, кроме как сделать то, что он придумал.
Он поднял тело Фрэнка и, взвалив его на плечо, сказал Артису:
— Пошли.
Он отнес труп в деревянный сарай на заднем дворе, положил на грязный пол и снова сказал Артису:
— Сиди тут, пока я не приду. Надо избавиться от грузовика.
Когда через час вернулись Руфь и Иджи, малыш спокойно спал в кроватке. Иджи отвезла Сипси домой и по дороге говорила, как она беспокоится о здоровье мамы Тредгуд, а Сипси так и не призналась, что они чуть было не потеряли ребенка.
Артис всю ночь просидел в сарае на корточках, раскачиваясь взад и вперед и стуча зубами в нервном ознобе. Около четырех утра, не в силах больше сопротивляться, он достал перочинный нож и в кромешной тьме стал бить накрытое простыней тело: один, два, три, четыре — он наносил удары один за другим.
Когда почти рассвело, дверь со скрипом отворилась, и Артис от страха описался. Это вернулся его отец. Он утопил грузовик в реке около «Фургонного колеса» и весь обратный путь — почти десять миль — прошел пешком.
— Надо сжечь его одежду, — сказал Большой Джордж.
Он откинул простыню, и оба остолбенели, уставившись на тело. Первые солнечные лучи пробивались сквозь щели старого сарая. Артис, открыв рот, взглянул на Большого Джорджа круглыми, как блюдца, глазами.
— Пап, у этого белого нет никакой головы.
Большой Джордж снова покачал головой:
— М-м-м!
Его мать отрезала белому голову и где-то закопала.
Он постоял немного, чтобы прийти в себя от потрясения. Потом сказал:
— Помоги-ка мне с его одеждой.
Артис никогда раньше не видел белого человека голым. Тело у него было бело-розовое, прямо как у мертвой свиньи, которую ошпарили и опалили.
Большой Джордж отдал ему простыню и окровавленную одежду и велел закопать в лесу, а потом идти домой. И чтобы ни слова. Никому. Нигде. Никогда.
Копая яму, Артис невольно улыбался: теперь у него была тайна. Огромная тайна, которую придется хранить до самой смерти. Тайна, которая придаст ему сил, если он ослабеет духом. Тайна, которая принадлежит только ему и разве что дьяволу. Эта мысль доставляла ему необыкновенную радость. Никогда больше не почувствует он ни гнева, ни боли, ни унижения, никогда — теперь он другой. Навеки отделен от остальных негров. Он вонзал нож в белого человека…
И пусть теперь белые издеваются над ним сколько влезет, он будет только улыбаться про себя: однажды я ударил ножом одного из вас!
В полвосьмого утра Большой Джордж уже резал свиней и кипятил воду в большом чугунном котле — рановато, конечно, для этого времени года, но не так чтобы слишком.
А днем к ним явился Грэди с двумя следователями из Джорджии, которые расспрашивали о пропавшем белом, и Артис едва не потерял сознание от страха, когда тощий мужчина заглянул прямо в котел. Он был уверен, что этот человек заметит, как среди кипящих и булькающих кусков свинины плавала рука Фрэнка Беннета. Но, к счастью, тот ничего не увидел, и два дня спустя толстяк из Джорджии сказал Большому Джорджу, что в жизни не пробовал такого вкусного барбекю, и спросил, в чем тут секрет.
На что Большой Джордж усмехнулся и ответил:
— Спасибо, сэр. Все дело в подливке, да, сэр.
В САДУ ОБНАРУЖЕН ЧЕРЕП
Мы поздравляем нашего дорогого нового губернатора, миссис Лэрлин Уоллес, которая одержала блестящую победу в предвыборной борьбе. На инаугурации она прекрасно держалась и пообещала платить своему мужу Джорджу доллар в год, если он станет её первым советником. [31] Удачи вам, Лэрлин!
У нас случилось ещё одно происшествие, почти столь же волнующее, как избрание нового губернатора. Во вторник утром на месте старого дома Тредгудов нашли человеческий череп.
Прибывший из Бирмингема следователь утверждает, что череп принадлежал не индейцу, а белому среднего возраста со стеклянным глазом. Кто это — пока не установили, зато точно известно, что ему отрубили голову. По словам следователя, тут налицо убийство. У кого пропал знакомый со стеклянным глазом, просят сообщить в «Бирмингем ньюс» — или звоните мне, я сама свяжусь с газетой. Да, кстати, глаз у черепа — голубой.
Моя дражайшая половина сотворил в субботу страшную глупость. Взял и до смерти напугал свою бедную женушку сердечным приступом. Врач говорит, ничего серьезного, но курить ему все-таки придется бросить. Теперь у меня в доме завелся большущий ворчливый медведь, но я холю его и лелею, так что всю последнюю неделю мистер Уилбур Уимс получает завтрак в постель. Если у кого-нибудь из наших бравых мужчин возникнет желание подбодрить моего старичка, милости просим, забегайте. Только не вздумайте брать с собой сигареты — сразу отнимет. У меня он уже стянул пачку. Видно, придется и самой бросать это дело. Как оклемается, возьму его с собой в отпуск.
Один чернокожий джентльмен спросил о другом чернокожем джентльмене, который сидел в вестибюле отеля и смеялся:
— Он что, ненормальный? Чего это он хохочет? Никто вроде с ним не разговаривает.
Рябой, прокопченный солнцем мужчина за стойкой ответил:
— А ему без надобности с кем-то разговаривать. У него мозгов в башке не осталось.
— И давно он тут?
— Два года как. Баба одна его привела.
— Кто ж, интересно, за него платит?
— Она же и платит, та баба.
— Понятно.
— Приходит каждое утро, одевает его, а вечером, значит, в постельку укладывает.
— Неплохо устроился.
— Во-во.
Артис О. Пиви, о нем и шла речь, сидел на красном диване с торчавшей из прорех набивкой и продирался сквозь дебри накопленных за многие годы слез и страданий. Подернутые пеленой карие глаза
