симпатичен рыцарям и дамам, чем пожилой Бе-Бе с его язвительными стихами.
Франц весь вечер боролся с головной болью. В висках стучали кузнечные молоты, лоб горел, глаза хотели спать и слипались, но уснуть не получалось никак. Почему-то Франц даже боялся заснуть, чтобы не увидеть особенно страшный сон. К боязни сна еще до заката добавилась боязнь одиночества. Пока вокруг кипела жизнь, Франц был в центре событий. Намылил веревку для Альфиери, помог перенести Его светлость в палаццо Нанни, подсказал священнику имена убитых швейцарцев.
После отпевания делать стало совсем нечего. Его светлость не приходил в сознание, Ее светлость ничего не приказывала, подчиненные куда-то попрятались. В основном, на тот свет. Трое, получив щедрые премии, ушли по бабам, двое лежали в госпитале, и с ними Францу было не интересно. Он так и не простил землякам предательства Его Светлости. Хотя как раз теперь можно бы было многих простить. Посмертно, как только и подобает прощать подлецов.
Зала на втором этаже палаццо Нанни, где был штаб, временно оказалась никому не нужна, стены и пол там еще не были отмыты от крови. Франц без труда выпросил ключ и свалил там доспехи Его Светлости и свои. К сумеркам он понял, что после закрытия ворот в лагерь не попасть, а здесь спать больше негде, кроме как в этой самой зале, где днем были убиты пять человек, а весь пол был завален окровавленным железом.
Франц взялся за диванчик, тот самый, где Марта удавила бандита, и вытащил диванчик на балкон. Ночь была теплая, тихая и безветренная. Если бы не адская головная боль, можно бы было уснуть под одеялом из звезд, а Луну утянуть с неба и положить под голову как подушку.
Из соседней комнаты на этот же длинный балкон вышла Марта. В ту комнату перенесли Его Светлость после боя. Ее Светлость и Марта не отходили от раненого рыцаря весь вечер.
— Марта! — шепотом позвал Франц.
— Кто здесь? — оглянулась Марта.
— Франц. Я здесь, на диванчике. Садись рядом.
Марта вздохнула и села.
— Как он там? — спросил Франц.
— Тяжело. Потерял много крови.
— Жить будет?
— Доктор сказал, что операция прошла нормально, а будет ли больной жить, это воля Божья. Мы заказали молитвы во всех церквях.
— А за меня и помолиться некому, — вздохнул Франц.
— Дай, посмотрю на тебя. На тебе же ни царапины. Завтра утром закажешь благодарственную молитву. Или у тебя что-то болит?
— Голова.
— Ты много думал?
— Меня по ней били. Много раз. Тебя никогда не били по голове?
Марта ненадолго задумалась.
— Только по заднице. Женщин обычно по голове не бьют. Но сегодня я неудачно выстрелила и набила синяк.
Марта сдвинула с плеча платье и нижнюю рубашку, слегка надавила на ушибленное место и вздрогнула.
— Больно!
— Дай посмотреть? — Франц сдвинул одежду в два раза дальше и поцеловал красно-синее пятно, которое при лунном свете явственно отличалось от белой кожи.
— Не приставай, — Марта одернула платье, — лучше ложись спать.
— Я не могу уснуть. У меня голова болит.
— Спи, — Марта обняла Франца правой рукой и потянула его вниз. Франц не возражал и лег на спину, закинув ноги на подлокотник и устроив голову на коленях у Марты как на подушке. Марта положила ладонь ему на лоб.
34. Светские итоги
С утра пораньше Франц и Марта проснулись от шума в зале. Джакомо привел слуг на уборку. Трое мужчин взялись за замену обивки мебели, а четверо женщин — за отмывание крови с пола и стен.
Раздав задания, Джакомо вышел на балкон и с удивлением обнаружил сидящих на диване Марту и Франца, полностью одетых, но зевающих и потягивающихся.
— О! Кого я вижу! Доверенные лица наших героев! — поздоровался банкир.
— Доброе утро, — протирая глаза, ответила Марта.
— Как они там? — Джакомо кивнул в сторону второй двери на балкон, — Я так понимаю, что если бы Его светлости стало хуже, вы бы не спали всю ночь.
— Там, благодаренье Богу, тихо, — ответила Марта, — я несколько раз просыпалась, но никакого шума не было. Его светлость, должно быть, спит после макового молока. А как себя чувствует Ваш внук?
— Замечательно, — улыбнулся Джакомо, — Обозвал университет «рассадником содомии» и сказал, что больше туда не вернется. Попросил устроить его по военной линии. Я купил ему в подарок вакантную должность лейтенанта городской стражи.
— Ваш сержант, наверное, озолотится, — с нескрываемой завистью сказал Франц.
— Сватается к моей племяннице и приценивается к домам на нашей улице, — ответил Джакомо, — теперь нам нужен надежный человек на его место.
Франц тяжко вздохнул.
— Франц, это я на тебя намекаю.
— Да? Правда?
— Правда. Нам нужен надежный и удачливый человек на место начальника охраны. Не местный и не благородного происхождения.
— Вроде я подхожу, — протянул Франц, ожидая подвоха, — а кем мне командовать?
— Наймешь сам. Сегодня же. Лучшие из тех, кто остался в живых, уходят в городскую стражу, а тех, кого твой предшественник с собой не взял, думаю, и тебе брать не стоит.
— Спасибо, сеньор Джакомо! Я не подведу! Клянусь святым Франциском!
— Поздравляю, Франц, — сказала Марта, — а разве должность коменданта замка тебя больше не устраивает?
— Что-то мне больше не хочется иметь дело с земляками. Здесь я найму дисциплинированных профессионалов и буду настоящим командиром, а кому не понравится — уволю.
— Давай-давай. Тут к нам как раз постучался вербовщик. Говорит, что может нанять для нас хоть армию, — сказал Джакомо.
— Вербовщик? Такой здоровый, с красной мордой? — переспросил Франц.
— Он самый. Сидит внизу. Вы знакомы?
— Раньше были знакомы… — растерялся Франц, — я уж ему чуть свечку за упокой не поставил…
— Какой сегодня хороший день, — улыбнулся Джакомо, — у меня внук за ум взялся, у тебя знакомый не умер, вот Джованни думал, что внуков не дождется, а теперь оказывается, что на послезавтра у его сына назначена свадьба.
— Свадьба? — недоумевающе спросила Марта.
— Свадьба, — подтвердил Джакомо, — а что такого? Фабрицио Велутти — мужчина в самом расцвете сил.
— Вчера утром его совершенно не интересовали женщины, а вчера вечером ему раскроили лицо.
Джакомо усмехнулся.
— Вчера вечером Велутти-старший зашел в комнату сына и обнаружил, что молодой человек очень
