турнирные седла делались без высоких задних лук. Задача усидеть в турнирном седле без опоры за спиной была значительно сложнее, чем задача усидеть в боевом или даже походном седле.
Равным образом энергия удара будет передана и в другую сторону. Копейщику нужны еще и крепкие руки, способные не только точно направить копье в щит, но и удержать его в момент столкновения. Доля статической нагрузки в копейной сшибке относительно невысока, поскольку рыцарь со старта держит копье как ему удобнее, и только перед ударом нацеливает его в щит.
Первая сшибка прошла вничью, оба копья сломались, но рыцари удержались в седлах. У Макса разлетелся щит. В щепки. Макс в конце барьера остановил коня, развернулся и подъехал к барьеру с другой стороны. Франц шустро запрыгнул на барьер, отцепил от кирасы остатки щита и повесил новый.
Вторая сшибка привела к тому же результату, оба копья были сломаны. Щит Макса снова разлетелся в куски, а Макс отломил край щита противника. Макс снова развернулся и подъехал к барьеру. Фредерик с трудом влез на барьер и подтянул за ремень запасной щит. Едва Фредерик закрепил щит на кирасе, Макс тронул коня. Ни оруженосец, ни, тем более, рыцарь, не заметили, что на лазоревом фоне вместо серебряного щитка была нарисована та самая улитка. Так уж получилось, что Патер раскрашивал четвертый щит в основном теми же красками, что он положил на палитру для первых трех.
На соседней дорожке мерялся силами с каким-то немцем епископ Ферронский. Не желая второй раз ждать, пока какому-то неловкому новичку заменят щит, епископ махнул герольду, намекая, что пора давать отмашку на третью сшибку. Герольд замешкался, но взмахнул жезлом раньше, чем Макс был готов. Все рыцари кроме графа де Круа пришпорили коней, через пару секунд, отстав от епископа на три корпуса, пришпорил коня замешкавшийся Максимилиан, как только он стронулся с месте, пришпорил коня и его противник.
С чувством глубокого искреннего изумления соперник епископа узрел на мелькнувшем в узкой смотровой щели шлема гербе рыцаря справа чудовищную улитищу в клепаной сегментной раковине, в прорезных ландскнехтских штанах и тупорылых туфлях, и даже с огромной алебардой в лапах. Взгляд его, скользнув по рыцарю справа, тут же вернулся к надвигавшемуся епископу, но мозг, обработав нетипичную информацию, приказал взгляду вернуться и обозреть шокирующий объект еще раз. Рука дрогнула и копье совсем чуть-чуть опустилось, попав под шейный доспех епископского коня.
Жеребец под епископом встал на дыбы, сбрасывая всадника. Макс этого не заметил, но заметил его противник и его рука слегка дрогнула. Не настолько, чтобы промахнуться по щиту, не настолько, чтобы не преломить копье, но настолько, чтобы копье ударило в щит Макса чуть-чуть не под прямым углом и сломалось, оставив щит в целости. Макс тоже сломал копье
Франц чуть не упал, когда увидел Его Светлость с улиточным щитом. Едва Макс подъехал, он замахал руками и оставшимся щитом. Макс привычно развернулся и Франц заменил щит на новый с той скоростью, как в понятной читателю аналогии меняют колеса на пит-стопах автогонок.
Макс посчитал, что проигрыш, выигрыш и ничья для трех туров турнира — хороший результат и сообщил герольду о «проявлении вежливости» и снятии себя с турнира.
После третьего тура полагался большой перерыв. В перерыве барьеры были отданы оруженосцам. Теперь копья ломались реже, а из седла вылетали чаще. Травм стало больше. Макс насчитал четверых, кого уносили, и девятерых, кого уводили. Всех удивил Феникс, который выиграл оба поединка, один раз выбив противника из седла, а второй — более удачно преломив копья. Второй проигравший оруженосец, осознав, что остался без коня, устроил некрасивый скандал, жалуясь на Феникса, который слишком мал, чтобы в него можно было нормально прицелиться, и вертится под ударами вместо того, чтобы держаться прямо, чтобы об него ломались копья.
Макс, не торопясь, снял доспехи и собрался уже съездить в лагерь, чтобы перекусить и переодеться, но вынужден был немного задержаться. Откуда-то появился Людвиг-Иоганн Бурмайер, которого сопровождал Феникс в новом доспехе для конного турнира. Оказывается, он решил оформить вызов на завтрашний пеший бой со всеми формальностями. Макс вызов принял и отметил, что Людвиг-Иоганн во- первых, относится к обыденным рыцарским делам как-то по-книжному, что в его возрасте странно, а во- вторых, в конном турнире не участвовал, что еще более странно.
Третьей сегодняшней странностью было отсутствие вызовов от кого-нибудь еще из раубриттеров. Четвертой — отсутствие Шарля-Луи. В конном турнире он вообще не участвовал, а швейцарцы доложили, что не видели его ни в лагере, ни на трибунах. Услышав насчет трибун, Макс посмотрел на женскую ложу. Шарлотты там уже не было.
Тем временем, перед трибуной разгорался скандал. Епископ осыпал возвышенными проклятьями рыцаря, поранившего его коня. Рыцарь-француз или не понимал, или притворялся, что ничего не понимает, отказывался платить за ущерб, нанесенный коню и обвинял во всем «рыцаря справа, изобразившего на щите черт знает какое улиткоподобное чудовище».
Расследование показало, что внимание почтенной публики было приковано к поединку епископа, а два рыцаря дорожкой дальше никого не интересовали. Даже оруженосцы, дежурившие у барьеров, не обратили внимания, какой герб был у де Круа. Их показания распределились от «белый щит» до «лазоревый щит» с пятью вариантами гербовых фигур.
На самом деле оберкригшнека кроме «потерпевшего» рыцаря заметили всего шесть человек. Габриэль счел его каким-то замыслом четы де Круа и, честно выполняя свою часть сделки, заявил, что ничего подобного не видел. Турнирный стражник, чья обязанность была подхватывать вылетающих из седел рыцарей, будучи простолюдином и конформистом, не рискнул не согласиться с рыцарем чести. Другой турнирный стражник в грош не ставил рыцаря чести, как каталонца, но, испытывая неприязнь ко всем французам, тоже сказал, что никаких улиток он не видел. Помощник герольда был умеренно пьян и кроме улитки в течение дня наблюдал белку, зеленых чертей, мокрую курицу, претендующую на феникса, рыцаря в епископской мантии вместо налатника, левиафана, машущего хвостом и элефанта, машущего ушами. Последние два были как живые, с одним из них даже разговаривал священник.
Рыцарь, который сражался с Максом, не отличался хорошим зрением. То есть, щит он видел, а детали герба уже с трудом — нечто белое на синем, целиться в центр белого. Он уверенно подтвердил, что де Круа начал и закончит турнир со своим гербом, серебряным щитком на лазоревом фоне. И горе тому, кто усомнится в его рыцарском слове. После чего почесал переносицу и надел очки. Больше ему вопросов не задавили.
Франц, которого выловили помощники герольдов, узнав, что улитку никто не видел, вытер со лба кварту пота и предложил собрать с поля обломки щитов Его Светлости. Как и следовало ожидать, никаких улиток там и рядом не лежало.
Наконец, Максимилиан де Круа предстал перед Судом Любви и Красоты и поклялся, что, несмотря на то, что его окружают разнообразные человекоподобные улитки, из которых многие в штанах, а некоторые и с алебардами, он никого из них пока еще по щиту не размазал, и с самого начала турнира герб не менял. После чего добавил, что обозвать улиткой древний герб де Круа это прямое оскорбление его славному роду. И вызвал французского рыцаря на пеший бой на третий день турнира, каковой вызов был принят без всяких возражений, извинений и примирений.
— Не знаю, заговор это или колдовство, но я уверен, что мой человек не врет, — сказал Пьер де Вьенн Бертрану фон Бранденбург.
— Я бы на его месте уступил, — ответил тот, — при чем здесь улитка и де Круа, если ущерб нанесен коню епископа. Щелкнуть по носу этого полумонаха-полурыцаря стоило, но калечить ради этого великолепного французского жеребца это уже перебор. Коня в самом деле жалко, у него порвана кожа на шее сверху и стерта ремнем на шее снизу.
— Он уже не уступит, — прислушался де Вьенн, — если он повторит в лицо епископу обвинение в колдовстве, даже не знаю, что выберет епископ — как рыцарь бросит вызов на бой до смерти или как представитель церкви отправит его в инквизицию.
— Вмешаться?
— Что Вы хотите сделать?
— Обязать епископа взять на себя равные права и обязанности со всеми рыцарями. Этак он к концу
