– Времена сейчас трудные, полковник, и нам очень нужен человек с вашим опытом и вашей порядочностью.
– Спасибо, господин президент.
– У вас ко мне какие-нибудь вопросы есть?
Стало уже традицией, что президенты, генералы и другие высокопоставленные лица непременно спрашивают об этом. Очень давно, по всей видимости тогда, когда Кита еще не было на свете, его задавали всерьез. Но в наше время, когда все куда-то спешат и немного опаздывают, вопрос приобрел риторический характер, и ответом на него всегда бывает неизменное: «Нет, сэр». Но Кит спросил:
– Почему я?
Казалось, президент на мгновение растерялся, секретарша начала покашливать.
– Простите? – переспросил президент.
– Почему вы вспомнили именно обо мне, сэр?
– А, понимаю. Видите ли, я вас запомнил как человека, который произвел на меня впечатление своими знаниями и хорошей интуицией. И я очень рад, что вы снова здесь. Добро пожаловать в Белый дом, полковник, – закончил президент, протягивая руку.
Кит пожал ее и ответил:
– Благодарю вас за это приглашение, сэр.
Секретарша легонько постучала Кита по плечу, они оба одновременно повернулись и двинулись к выходу, снова обойдя по пути с двух сторон распластавшуюся на полу Большую печать; едва они подошли к двери, как охранник распахнул ее.
Кит снова оказался в холле, секретарши президента рядом с ним уже не было.
– Спасибо, что пришли, полковник, – проговорил распорядитель. – Мистер Эйдер ждет вас в вестибюле. Пожалуйста, сюда.
Кит вышел в вестибюль, где стоял, дожидаясь его, Эйдер; вид у Чарли, как показалось Киту, был несколько обеспокоенный.
– Ну, как все прошло? – спросил Эйдер.
– Шестьдесят семь секунд на все, включая торжественный обход Большой государственной печати.
Дежурный проводил их к выходу из западного крыла Белого дома; на улице им навстречу устремился водитель их машины, держа в руке раскрытый зонтик. Пока они шли до машины, Эйдер спросил:
– И что он сказал?
– Ничего.
– Он считает, что ты принял предложение?
– Именно так.
– И что ты собираешься делать?
– Подумаю.
– Правильно. Поедем пообедаем, я заказал столик.
Они уселись в машину, и Эйдер сказал водителю:
– В отель «Ритц-Карлтон».
Машина выехала с территории Белого дома и двинулась по залитым дождем улицам, движение на которых было очень оживленным: начиналось время обеда.
– Ты продемонстрировал как раз ту меру сдержанности и осторожности, что надо, – проговорил Эйдер. – Здесь не любят тех, кто очень рвется вверх или слишком рекламирует самого себя.
– Чарли, никакая это не беседа перед приемом на работу. Больше похоже на повестку о призыве.
– Какая разница.
– А ты бы пошел на эту работу?
– Не задумываясь.
– Знаешь, дружище, тебе не мешает уединиться и поразмышлять над своей жизнью.
– Нет у меня никакой жизни. Я федеральный служащий.
– Ты меня беспокоишь.
– А ты
– Это не имеет никакого значения. Я не хочу возвращаться в Вашингтон.
– Даже если бы не существовало никакой Энни Бакстер?
– Эта тема закрыта.
Дальше они ехали молча, и Кит разглядывал проплывавший за окном машины город. Он сознавал, что провел здесь далеко не худшие свои годы; но присущие официальному Вашингтону крайне жесткая иерархия отношений и принятое тут чинопочитание противоречили всем его демократическим инстинктам. В этом-то и заключался один из парадоксов столицы.
Каждая из тех администраций, на которые он работал, начинала с того, что демонстрировала собственный, только ей присущий стиль, свое видение проблем и путей их решения, свою энергию, оптимизм и идеализм. Однако не проходило и года, как окопавшаяся бюрократия вновь проявляла свое удушающее влияние, а еще примерно через год и само новое правительство проникалось пессимизмом, попадало в изоляцию, его начинали раздирать внутренние дрязги и конфликты. Человек, оказавшийся в Овальном кабинете, быстро старел, а Корабль Государства, попыхивая трубой, неуправляемый и непотопляемый, продолжал плыть вперед, в неизвестном направлении.
Кит Лондри соскочил с этого корабля, точнее, его выбросили за борт, и волны вынесли его на берег небольшого острова – Спенсервиля. Женщина, случайно оказавшаяся на берегу, отнеслась к нему с большой добротой и сердечностью; и вот теперь прежние товарищи по команде заманивают его назад, желая, чтобы он вернулся. Конечно, если бы он захотел, та женщина могла бы отправиться с ним вместе; но он был не расположен показывать ей, что на самом деле творится внутри этого корабля, кажущегося снаружи таким белым и сверкающим; не хотел он знакомить ее и со своими товарищами по команде, опасаясь, как бы она не задалась после этого вопросом, что же представляет собою он сам. Но корабль не будет долго его дожидаться; а тот дикарь, который правит на том острове и заодно оказался мужем этой женщины, приказал ему убираться с острова, не мешкая.
– Иногда попадаешь в такое положение, – сказал Кит Чарли, – что даже если хочешь найти простой выход, его не оказывается.
– Верно. Но ты, Кит, всегда обладал удивительной способностью попадать именно в такие положения.
– Ты хочешь сказать, я это делаю нарочно? – улыбнулся Кит.
– Похоже, все свидетельствует именно об этом. И обычно ты устраиваешь себе подобные приключения сам, собственными руками. Даже когда другие ставят тебя в трудное положение, ты ухитряешься сделать его еще более трудным. А когда тебе предлагают помощь, выход, ты от всего этого отказываешься.
– Неужто действительно так?
– Да.
– Наверное, это потому, что я из фермерского рода и привык во всем полагаться только на себя.
– Возможно. А быть может, потому, что ты просто упрямый и болезненно самолюбивый болван.
– И это может быть. Можно, я буду тебе время от времени звонить, когда мне потребуется твой анализ и советы?
– Ты никогда и никому по собственной инициативе не позвонишь. Я буду сам это делать.
– Со мной было трудно работать?
– Не заводи меня, – ответил Чарли и добавил: – Но я бы взял тебя назад, не раздумывая.
– Почему?
– Ты никогда никого не подвел, не бросил в трудном положении. Ни разу. Как я понимаю, твои нынешние трудности тоже проистекают из этого твоего качества. Только теперь твоя верность обращена на другое, не на то, что прежде.
– Да… где-то на полдороге между Вашингтоном и Спенсервилем я перешел в другую веру.
– Постарайся в будущем не предпринимать таких далеких поездок. Кстати, вот мы и приехали.
