Страна забурлила. Буржуазия решилась на крайнее средство: ее агитаторы организовывали многолюдные рабочие митинги и демонстрации, вербовали рабочих в свои боевые дружины, призывали к выступлению с оружием в руках. Множились политические союзы и объединения. В Бирмингеме (ч. 51) радикал Томас Атвуд создал огромный политический союз, насчитывавший около двухсот тысяч членов и готовившийся к походу на Лондон, чтобы силой поддержать билль о реформе. Достаточно было самого незначительного повода, чтобы вызвать жестокое и разрушительное восстание, как это произошло в Бристоле (ч. 50) 29 октября. Картина его очень поучительна и типична: Англия действительно была накануне революции (ч. 17).
Дней за пять до восстания настроение бристольцев уже выразилось в той встрече, которая была оказана епископу Батскому, очень богатому человеку, голосовавшему в палате лордов против билля: толпа забросала его экипаж грязью и камнями, несмотря на то, что он проезжал под охраной своих сторонников. В тот же день вечером в Бристоль стали прибывать агитаторы из Бирмингема и других городов; хорошо одетые люди ходили по пивным и другим людным местам, где подстрекали народ к расправе с лордом Уэдероллом, который голосовал против билля и который должен был приехать в Бристоль для открытия сессии суда присяжных. Его появление в городе 29 октября было встречено свистом, улюлюканьем и градом камней. Дом мэра, где он остановился, был осажден толпою, требовавшей его выдачи. Когда толпа овладела нижним этажом и грозила поджечь дом, лорд бежал на чердак, откуда по приставной лестнице спустился в конюшни, на сеновале переоделся и благополучно выбрался из города. Часть кавалерийских войск, находившихся в городе, к ночи рассеяла уличные толпы. К утру обнаружилось, что действия военных начальников были не согласованы и что главный из них, полковник Брертон, под всякими предлогами уклоняется от того, чтоб стрелять в мятежников. Вновь собравшиеся наутро толпы начали громить городские тюрьмы и, освободив заключенных, сожгли в них все, что могло гореть. После этого начался погром во всем городе: крушили и жгли правительственные и муниципальные учреждения, разгромили дворец епископа. В течение дня к бристольцам прибыли подкрепления из Бата (ч. 49) и окрестностей Бристоля. Было разрушено и подожжено несколько десятков домов «синих» (ч. 46), то есть реакционных тори, но, например лавок и магазинов погромщики не трогали, за исключением складов, где можно было найти ломы, кирки и другие орудия разрушения; да и в этих случаях руководившие восстанием джентльмены обещали вернуть «товар» по миновании надобности. Наметив дом к разорению, толпа предупреждала живших в нем и только после бегства его обитателей приступала к действиям. Испуганные мужчины, дети, женщины, часто неодетые, разбегались, но толпа их не преследовала и насилий над ними не допускала. Лозунг, раздававшийся повсюду, был: «Король и реформа!» В мятеже принимали участие бристольские мещане, матросы, угольщики, рабочие-кораблестроители, но, конечно, и деклассированная масса городского и портового люмпен-пролетариата. После разгрома винных погребов при богатых домах на улицах появилось много пьяных, в итоге жестоко пострадавших, так как десятки их сгорели в огне пожаров. Полковник Брертон продолжал бездействовать. Только в понедельник, 1 ноября, начали прибывать новые отряды кавалерии, и восстание стало затихать. Не менее пятисот человек погибло во время восстания от огня, вина и драгунских сабель: раненых, явившихся в госпиталь, было зарегистрировано всего сто человек, но надо думать, что многие сотни скрыли свои ранения. 2 января 1832 г. состоялся суд: из ста двух подсудимых восемьдесят один был приговорен к разным наказаниям, пять — к повешению, многие — к ссылке, остальные — к тюремному заключению. Полковник Брертон был судим военным судом, но не дождавшись его конца, на четвертый день разбирательства дела застрелился.
ЧАСТЬ 24
Год 1832
Такими методами «средний класс» добился своего; рабочие же, без участия которых не могли бы создаваться такие огромные политические объединения, проходить такие внушительные митинги и демонстрации и в особенности подниматься восстания, не извлекли из движения за парламентскую реформу ничего, кроме назидательного урока.
Опираясь на решительно выраженное мнение страны, министерство Грея еще раз провело билль через палату общин и направило его в верхнюю палату. С помощью образовавшейся в ней группы «колеблющихся» удалось провести его в двух чтениях, — во втором чтении при большинстве в девять голосов. Но перед третьим чтением наиболее упрямые тори внесли в комиссии поправки к законопроекту, искажавшие его смысл. Грей подал в отставку, перенося ответственность за готовую вспыхнуть гражданскую войну на лордов и короля. Последний вновь призвал герцога Веллингтона, но когда Пиль уклонился от вхождения в его кабинет, герцог отказался от назначения. Под давлением Грея король обещал, в случае нового сопротивления верхней палаты, пополнить ее нужным количеством вигов. Тори предпочли уступить. 4 июня 1832 г. при голосовании билля Веллингтон и с ним сто пэров торжественно покинули зал заседания, и закон об избирательной реформе прошел.
Согласно новому закону, «гнилые местечки» (числом 56) с населением менее двух тысяч человек лишаются вовсе права представительства (раньше посылали двух представителей, угодных местному землевладельцу); тридцать избирательных местечек, с населением до четырех тысяч, посылают по одному представителю вместо прежних двух[12]. Освободившиеся таким образом 143 места распределились между графствами (сельские округа — 65 мест) и новыми городами, не имевшими доселе представительства (в их числе были многие города, ставшие крупными промышленными центрами, как Бирмингем, Манчестер и др.) и получившими 78 мест, которые и явились более или менее реальным завоеванием буржуазии, так как в сельских округах новые избиратели — фермеры — всецело зависели от своих лендлордов. Правом голоса пользовались в городах съемщики домов («домохозяева») и помещений с годовой оценкой (по обложению подоходным налогом) не меньше десяти фунтов, — следовательно, получали право голоса лавочники, владельцы ремесленных мастерских, но не рабочие; в сельских округах — мелкие землевладельцы и долгосрочные арендаторы (шестидесятилетняя аренда) с годовой оценкой не менее десяти фунтов, — следовательно, сельскохозяйственные рабочие права голоса не получали.
«Средний класс» торжествовал победу, но разожженная в народе ненависть к тори улеглась не сразу. Когда через две недели после прохождения закона о реформе Веллингтон, в годовщину битвы при Ватерлоо, нанес визит в Сити, он был так встречен толпой, что потребовалось вмешательство полиции Газета «Таймс» писала на следующий день (вторник 19 июня): «Герцогу Веллингтону мы обязаны семнадцатью годами мира... и выбрать такую годовщину для нанесения столь подлого оскорбления, какому вчера подвергся победитель Наполеона со стороны шайки презренных головорезов?..» Лондонские обыватели еще не поняли, что герцог Веллингтон только открыто защищал привилегии свои и своего класса и что новый, только что победивший и обретший политические права класс, вчера искавший активной поддержки у эксплуатируемых им, один воспользуется результатами победы, назавтра же отречется от своего временного союзника, от обещаний, данных в трудный момент борьбы, и станет не менее ожесточенным политическим противником его, чем герцог Веллингтон. Пройдет не менее тридцати лет, прежде чем будет поднят вопрос о расширении избирательных прав, и более пятидесяти лет, прежде чем будут сделаны некоторые, все еще недостаточные шаги в этом направлении. Опасения тори не оправдались: новый парламент не повел к потрясению государственных основ Англии, — это не была «толпа», бушевавшая на улицах, — представители буржуазии примкнули к аристократам, вигам, которые давно стали выразителями их интересов. Не оправдались и ожидания радикалов: дальнейшее движение в сторону демократизации избирательных прав приостановилось, и предложения, имевшие в виду интересы рабочих, встречали сопротивление со стороны представителей «среднего класса», если сколько-нибудь затрагивались его интересы.
Реальное соотношение интересов двух правящих классов нашло себе внешнее выражение в организации новых партий. Партия тори, разбитая и скомпрометированная, стала оправляться, реорганизовалась под руководством Роберта Пиля и усвоила новое именование — консервативной; партия вигов[13], к которой примкнули представите ли «среднего класса», бывшая прямым выразителем классовых интересов буржуазии, также недолго сохраняла старое название, — сперва неофициально, а позже и официально ей было присвоено
