«Чистюля», – с уважением подумал Алексей. Контраст с квартирой, находящейся этажом выше, был поразительный! Его до сих пор преследовал этот жуткий запах!
– Садитесь, – пригласил Семужка. – Чаю хотите?
– Спасибо, нет.
– У меня остался торт. С Нового года. Не беспокойтесь, у него срок годности еще не истек, – торопливо сказал Семужка. – Неподалеку есть булочная-кондитерская, о ней мало кто знает. Там пекут дивные торты. Попробуйте.
– Если можно, просто чаю, – улыбнулся Алексей. И пожаловался: – Такого насмотрелся в квартире вашей соседки сверху! Кусок в горло не идет!
– Понимаю. – Семужка включил электрический чайник и все-таки достал из холодильника остатки кремового торта. Точь-в-точь как на кухонном столе в квартире этажом выше. Едва взглянув на него, Леонидов почувствовал новый приступ дурноты.
– В каких отношениях вы были с Анной Павловной? – спросил он у Семужки, поспешно отводя взгляд от торта.
– Ни в каких.
– Она вас не беспокоила?
– В каком смысле?
– С соседями часто бывают проблемы.
– У нас с Анной Павловной никаких проблем не было.
– Сколько вы ей были должны?
– Не понял?
Семужка замер с чайником в руке.
– У нее все брали денег в долг. Вот я и спрашиваю: сколько?
Семужка опять залился краской до самых корней волос и покачал головой:
– Я не брал у нее никаких денег.
– Ольга, ее племянница, нашла в картотеке покойной вашу карточку. И вашу расписку в бумагах, – соврал Алексей. – Так что отпираться бессмысленно.
– Ваша Ольга врет, – сердито сказал Семужка. – Зовите ее сюда! Зовите, ну же! И расписку несите! Я уверен, что это подделка! Господи, неужели ей денег мало? – всплеснул он пухлыми ручками.
«Не брал...»
– Это была проверка, – смущенно сказал Леонидов. – Расписки и в самом деле нет.
– И не может быть! Потому что я не брал у нее денег! – разволновался Семужка.
– Если можно, мне зеленый чай. У вас есть зеленый чай?
– Что? Да, есть. Одну минуту.
Семужка немного успокоился, пока искал в кухонном шкафу зеленый чай. Похоже, он болезненно реагировал на любую несправедливость по отношению к себе. Вот и сейчас разволновался. Как же! Ведь его пытались оболгать!
«Похоже, мне повезло, – подумал Алексей, пока хозяин заваривал ему чай. – Я нашел одного из немногих, кто не ходил к покойнице за деньгами и у кого, следовательно, не было мотива для убийства. Это ценный свидетель».
– Господи... Да кто тут? – в кухню, охая и держась рукой за поясницу, вошла грузная пожилая женщина. Лицо у нее было одутловатое, глаза карие, навыкате, а волосы, как и у Семужки, огненно-рыжие. Приглядевшись, Алексей понял, что они выкрашены хной.
– Мамуся! – затрепетал Семужка. – Я же просил тебя не вставать! Это по делу, – он бросил умоляющий взгляд на Леонидова. – Мой коллега по работе.
– Да какая работа в праздники?
– Ты зачем встала? Тебе что-нибудь принести? Может, попить? Или ты есть хочешь? Хочешь, я тебе погрею куриного бульона? Ну, зачем ты встала? – засуетился Семужка.
– Да сколько ж можно лежать-то? – проворчала мамуся. – В туалет я встала.
– Тебя проводить?
– Сама дойду.
Все так же охая, она направилась к двери в туалет.
– Ей нельзя волноваться, – торопливо сказал Семужка, едва закрылась щеколда. – Они с Анной Павловной были подруги.
– Подруги? – удивился Леонидов.
– Они почти ровесницы.
– Во сколько же лет она вас родила? – еще больше удивился Алексей. – За сорок?
– Это не важно. Если она узнает, что Анна Павловна умерла, она очень расстроится. Мамуся болезненно переживает смерть своих сверстниц. Я ей потом скажу, когда давление будет пониже. Ей сейчас очень плохо.
– Праздники, что ли, хорошо встретила?
– Что вы! Мы вообще не пьем! А вот вкусно поесть... – Семужка тяжело вздохнул. – Она ведь как ребенок. Только, говорит, и радости у меня осталось, что покушать. А ей же нельзя ни жирного, ни острого, ни соленого, ни...
Лязгнула щеколда.
– Вы мне скажите, куда прийти, – заторопился Семужка. – В прокуратуру или ... А сейчас не надо... Я вас прошу...
– Извините, – Алексей поднялся. И тихо сказал: – Если надо будет, я вас вызову повесткой.
– Хорошо, – так же тихо сказал Семужка.
– Ох! Отрежь мне колбаски, что ли... – вновь появилась в дверях кухни мамуся. – Чего-то хочется, а чего, и сама не знаю...
Семужка посмотрел на Алексея и пожал плечами. «Вот видите!» – понял этот взгляд Леонидов.
– До свидания, – громко сказал он.
Мамуся глянула на него подозрительно:
– Что-то я тебя раньше не видела. Али замышляете что?
– Мамуся, я же тебе сказал: коллега! – аж вспотел от волнения Семужка.
– Ежели ты куда собрался, звони Сашке. Пущай он ко мне придет, слышишь?
– Да никуда я не собрался!
– Вот и сиди тут!
«Портрет явления, – вновь подумал Алексей, когда за ним захлопнулась дверь. – Деспотичная старуха-мать и хороший сын. Слишком уж хороший. И отойти, бедняге, никуда нельзя, а Семужке, наверное, охота с друзьями посидеть, пивка попить. Как-никак, праздники! Она же вцепилась в него мертвой хваткой! А если бы у меня была такая мать?» Алексей невольно вздрогнул.
Теперь-то он понял, как ему повезло! Мама звонит только в случае крайней необходимости, а в остальное время терпеливо ждет его звонка, хотя она тоже в возрасте и тоже болеет. Но у нее много подруг, масса каких-то дел, которые молодым и работающим покажутся сущими пустяками, а для пожилого человека и на рынок съездить целое событие! Впрочем, мама и в санаторий ездит, на юг, по бесплатной путевке, причем одна! Не боится ни поездов, ни соседок по номеру, с которыми может характером не сойтись, ни плохой погоды. Понятно, что в сезон бесплатных путевок не дают. Но пенсионерам не море важно и не солнце. Смена обстановки, хорошее питание, лечение, а главное – общение. Некоторые напрягают им детей. Алексей покосился на железную дверь, за которой Семужка остался утешать мамусю.
В общем, замечательная у него мама! Утвердившись в этой мысли, Леонидов вновь поднялся на пятый этаж и позвонил в квартиру справа. На лестничной клетке было три двери, эта квартира была последняя, им неохваченная. Ему открыла симпатичная блондинка. Настолько симпатичная, что Леонидов невольно втянул живот и выпрямил спину. И выдохнул:
– Здравствуйте!
– Приве-ет... – томно протянула блондинка и на всякий случай улыбнулась. – А почему не позвонил?
